– Да, по большому счёту, ничего.
Мужик негромко мне аплодирует:
– Вот и я о том же. Ни-че-го!
Его самоуверенность начинает меня доставать. Тоже мне, умник нашёлся.
– Тогда, следую вашей логике практически всё можно подвести под категорию «ничего», – говорю я медленно, чтобы не дать воли эмоциям, – а есть хоть что-то, что им не является?
– Я вам уже сказал – вот это! – мужик снова показывает пальцем на стакан и противно улыбается. – In vino veritas! Истина в вине!
Неожиданно мне становится грустно. Настроение, ещё пять минут назад бывшее приподнятым, неизвестно куда испаряется, а вместо него приходит знакомое с детства и мало контролируемое раздражение. Мужик, видимо, уловив моё расположение духа, снимает с лица бесящую меня (и, почти уверен, всех остальных, кто когда-либо с ним общался) улыбку и заговорщицки мне подмигивает:
– Ладно, хватит о грустном. У меня с собой кое-что есть (из-за пазухи показывается горлышко с пластмассовой крышкой) может, составите компанию?
– Нет уж, спасибо. Мне на работу надо.
– Как знаете, а я всё-таки приму.
С этими словами собеседник достаёт бутылку, зубами срывает с неё крышку и, совершенно не соблюдая конспирации, выливает примерно треть содержимого в тот самый стакан, из которого я его поил.
– Тогда за ваше счастливое литературное будущее! – говорит он голосом диктора и, легко донеся стакан до рта, опрокидывает содержимое в себя.
Не успевает опустошённая тара коснуться поверхности стола, как универсам оглашается басовитым вокалом, заставляющим любого советского мужчину прижать уши.
– А ну-ка, алкаши, – летит из-за прилавка, – пошли отсюда!
Мы с мужиком чуть приседаем, как при близком разрыве, а разбуженная шумом собака отвечает задорным лаем.
– Ещё и кобеля с собой притащили! – громче прежнего голосит тётка. – А ну, пошли вон, не то я милицию вызову!
– Пойдёмте лучше на воздух, – говорит мужик, пряча бутылку обратно за пазуху, – если она выполнит своё обещание, то нам с вами несдобровать.
Поспешно выходим. Тётка, почему-то окрестив меня и моего случайного спутника вдогонку лишенцами, провожает нас тяжёлым и всё понимающим взглядом. Мне очень хочется думать, что она не запомнит меня в лицо, и я как-нибудь ещё зайду сюда без приключений выпить «кофе», но что-то подсказывает мне обратное. От таких мыслей я ещё больше злюсь на своего утреннего знакомца, которого меня чёрт дёрнул «спасти».
– Что ж, прощайте, мой нечаянный спаситель, – нараспев говорит он, выписывая в воздухе рукой замысловатую фигуру, – быть может, мы ещё встретимся.
– Обязательно встретимся, – без энтузиазма отвечаю я и поспешно отчаливаю в направлении работы. Слава богу, он меня не преследует.
– И выбросьте эту блажь из головы, – слышу я за спиной его голос, – всё это пустое! Слышите, пус-то-е!
В унисон хозяину подаёт голос собака. Громко и, как мне кажется, достаточно зло, гавкает она мне в спину, расталкивая до этой минуты мирно спящий где-то в глубине меня первобытный страх. Гонимый этим страхом, ускоряю шаг.
«Только не оборачиваться! – говорю я себе. – Нельзя показать, что я испугался».
Собака продолжает лаять. Ускоряюсь ещё больше, оскальзываюсь на льду и падаю на правое колено. Жгучая боль умножает обиду раз в двадцать. Помогая себе матюгами, встаю и всё же поворачиваюсь назад.
Мужик с собакой стоят, где мы с ним расстались; на лице у него та же мерзкая улыбочка.
«На самом деле я испугался не собаки, а того, что на секунду поверил в то, что мне наплёл этот алкаш, – соображаю я. – Но на самом-то деле его слова недорогого стоят, просто всякий неудачник пытается окрестить любого встречного в свою веру», – вспоминаю я чьи-то умные слова, и от этого становится намного легче. Улыбаюсь «в тридцать шесть зубов» и посылаю в адрес моего несостоявшегося собутыльника жест из одного пальца. Мужик на мою выходку не реагирует, но улыбки на лице уже не видно.
Разворачиваюсь и, не спеша, даже медленно, шагаю в сторону Научного проезда. Не из гордости – просто болит ушибленное колено. Какое-то время за спиной ещё слышится хриплый собачий лай, но очень скоро он растворяется в уличном шуме.
