* * *
– Что, правда? – вытаращив на меня глаза, раз, наверное, в пятый спрашивает Светка. – Не врёшь?
– Правда, – отвечаю я, для верности полосонув себе по горлу ногтём большого пальца. – Верил бы в бога, перекрестился!
– Прямо через окно в сортире?
– Прямо через окно. Прямо в сортире. А что мне оставалось делать? Я был, как Барон Мюнхгаузен – между крокодилом и львом. Одна девушка сидит рядом, другая на сцене…
Светка стряхивает с простыни нечаянно упавший туда пепел:
– А третья у тебя в постели…
– Ты что, мать, ревнуешь?
– Конечно, ревную. Я же женщина!
– Странная логика, тебе не кажется?
Добившая очередную сигарету Светка выпускает дым в люстру и гасит окурок в хозяйское блюдце, которое служит здесь пепельницей с момента моего вселения.
– Женщина ревнует любого находящегося в зоне её интересов и досягаемости мужчину, – поучительно объясняет она. – Ты разве не знал?
– Знал, конечно, – на выдохе отвечаю я, – просто каждый раз удивляюсь, когда мне об этом напоминают.
Светка переворачивается на бок и прикладывает ухо к моей груди.
– Ух, как у тебя сердце громко бьётся!
– Остановится, скажешь…
Не обращая внимания на мою остроту, она продолжает:
– Понимаешь, Лера, женщины боятся двух вещей: конкуренции со стороны других женщин и отсутствия мужского внимания к собственной персоне. Кроме того, им нужно всё и сразу, даже если на самом деле им это на фиг не нужно. Может, я не совсем понятно объясняю, но смысл в том, что пока я здесь с тобой, ты должен быть весь мой. Поэтому сейчас я тебя ревную к этим двум шмарам. Прости, к твоим девушкам.
– А когда уйдёшь? – уточняю я.
– А когда я уйду, – делая ударение на слово «уйду», говорит моя «учительница», – я забуду тебя до следующей встречи и стану ревновать кого-нибудь другого.
– Сержика?
Светка отрывается от моей груди. На её лице кислая мина:
– Лера, фу… мужья в конкурсе не участвуют!
Смеюсь:
– А кто участвует?
– Все остальные, подходящие по полу и возрасту, – сообщает она уверенно. – А насчёт Сержика… понимаешь, супружеская измена – это улица с двусторонним движением. Раньше я думала, что глаза выцарапаю любой, кто на моего мужика позарится. А теперь, знаешь, по барабану. Даже как-то интересно, когда он начинает врать и оправдываться. Мне и самой налево ходить спокойнее стало после того, как я про его шашни узнала.
– Сержик, что, тоже? – вырывается у меня.
– Только шуба заворачивается! Это он дома тюфяк тюфяком, а на работе, в банке папашкином, ни одной юбки не пропускает.
– Так чего же вы тогда не разведётесь?
Светка поднимает голову и смотрит на меня, словно на сбежавшего из дурдома в одной пижаме психа.
– Что я, дура совсем, такого мужика отпускать! Сам подумай: я с ним, как сыр в масле катаюсь, тьфу три раза – одета, обута, упакована по полной программе. У нас отдельная квартира с евроремонтом, машина, правда, советская, но зато новая, работа у обоих хорошая… Чего ещё надо-то? Я со всем этим ни за какие коврижки не расстанусь, даже из-за каких-то там блудей. Ну, сам подумай…
Действительно, подумать есть о чём.
– Мне это не очень понятно, – говорю я, вставая с кровати, – я с тобой спорить не буду, просто мне кажется, что всё должно быть как-то по-другому.
– По-другому, это, прости, как?
– Ну, не знаю… по любви…
Светка ржёт, как полковая лошадь:
– Ой, насмешил! По любви! А у тебя, с теми двумя, от которых ты сбежал, тоже по любви было?
Хороший вопрос. Я бы даже сказал, очень хороший.
– Ты будешь смеяться, Свет, но по любви.
Светка поворачивается на бок, принимая позу Венеры Урбинской.
– А знаешь, Лера, а я тебе верю. У меня с тобой тоже всё было по любви, потому что я тогда дура была. Теперь я умная, и больше таких глупостей не наделаю.
Смотрю на «Венеру», и вижу в её глазах то, чего никогда не видел – ум. Или, если хотите, мудрость. Не хитрость, не лукавство, а именно мудрость. Теперь она и не «Венера» вовсе, а молодая и успешная Middle class woman[15], только голая.
«И когда это все вокруг меня успели измениться? – думаю я. – Почему мне никто не сказал?»
– Ты чего так на меня смотришь? – удивляется Светка. – Что-то не так?
Сажусь на краешек кровати:
