В камере я пробыл два дня. Кое-что из жратвы я все-таки отведал. Оказалось, она не так уж и плоха. Но жара была невыносимой. Газет не приносили, и я не знал, что творится в мире. Меня перевели из общей камеры в одиночку. Поговорить было не с кем.
На третий день шериф явился в сопровождении здоровенного мужчины в черном сомбреро. Тот спросил у меня:
— Вы Питер Б. Смит?
— Да.
— Я из Юмы, — сказал он, — вы поедете со мной в Аризону.
— Только если у вас есть разрешение на экстрадицию.
— У меня есть.
— В таком случае я отказываюсь подчиниться ему. Я остаюсь здесь.
Он ухмыльнулся.
Вцепившись пальцами в край койки, я громко крикнул:
— Я никуда отсюда не поеду!
Здоровенный мужчина тяжело вздохнул.
— Послушайте, — сказал он, — не надо напрягаться в такую жару. Ради Бога, выходите отсюда и садитесь в машину.
Я заорал во всю глотку:
— Я никуда отсюда не поеду!
Он схватил меня за грудки и рывком поставил на ноги. Полицейский из Аризоны накинул мне на запястья наручники. Я отказался говорить с ними. Тогда меня выволокли из камеры и затолкали в машину.
Здоровенный мужчина в черном сомбреро надел мне на ноги кандалы.
— Сам напросился, — укоризненно сказал он, вытирая со лба пот. — Ну почему ты не хочешь проявить благоразумие? В такую-то жару! Понимаешь, жару?
— До конца своих дней вы будете сожалеть о содеянном, — сказал я. — Я не совершал никакого преступления, и вам не удастся пришить мне дело. Я…
— Не валяй дурачка. И заткнись, — оборвал он меня. — У меня впереди перегон по раскаленной пустыне, и я не желаю слышать твои стенания.
— И не услышите, — решительно пообещал я и откинулся на спинку сиденья.
Мы мчались по сверкающей от жары пустыне. Линия горизонта извивалась и плясала под обжигающими лучами пылающего солнца. Воздух был настолько горяч, что мои глаза прямо-таки разваривались в глазницах, точно яйца в долго кипящей воде. Шины буквально липли к покрытию дороги, словно были намазаны медом, и беспрестанно визжали, точно хотели выразить свой протест по поводу этого неудобства.
— Вы что, нарочно подгадали со своим вояжем под такую жару? — поинтересовался я.
— Заткнись!
Я замолчал.
Наконец мы подкатили к зданию суда в Юме. Заместитель окружного прокурора сказал:
— Вы причинили агентству массу беспокойств, мистер Смит. Как вы думаете, чем вам это грозит?
— Никаких причин для беспокойства у них не было. Сами себе создали хлопот. И затеяли они это зря. Теперь, наверное, думают, что все позади, но они ошибаются: главные беспокойства у них впереди!
— Впереди?
— Я намерен возбудить против них дело по поводу злонамеренного судебного преследования, ареста на ложных основаниях и дискредитации личности.
Он широко зевнул и сказал:
— Кончай тюльку травить. Тебя смешно слушать. Хоть бы машина была новой, тогда другое дело. А то всего-то демонстрационный автомобиль. Проехал на нем всего ничего, да и с машиной все в порядке. Но нет, надо было так заартачиться, что дело дошло до экстрадиции. А это уже чревато последствиями.
— Но почему они, черт возьми, не получили деньги по моему чеку? — спросив я.
Рассмеявшись, он ответил:
— Да потому, что ты сходил в банк и снял оттуда все деньги.
— Чушь какая-то, — ответил я, — деньги я действительно снимал, но в другом банке.
— Что значит в другом банке?
— Разве не понятно? В другом.
— Ты чертовски прав, мне теперь действительно понятно, что ты имеешь в виду. Трюк этот я знаю. Ты пошел в банк и втер кому надо очки. Сделал взнос на две тысячи долларов. Расплатился в агентстве чеком, наперед зная, что они не преминут проверить его, но денег по нему взять не смогут, пока ты не подпишешь все бумаги. Поэтому ты спокойно мог сесть в машину и укатить. Ты точно рассчитал время так, чтобы получить машину всего за несколько минут до закрытия банка, потом рванул в банк и снял все деньги, оставив лишь двести долларов. Ты полагал, что имеешь в запасе восемнадцать часов, что до следующего утра чек никто не сможет проверить. Но ты чуть выбился из графика, всего-то на пять минут поторопился, люди из агентства оказались в банке через пять минут после того, как ты забрал деньги и смылся.
