Глава 5. Застольная лекция (История с продолжением № 1)
Дверь открыл бодрый ученый муж, впрочем, его внешности более подходило определение «патриарх». Густая с проседью несколько всклоченная борода, высокий, обрамленный темно-русыми с серебрянками прядями, академический лоб, пронзительный живой взгляд; первое впечатление — пред нами предстал истинный аристократ духа, чьи помыслы и чувства безраздельно подчинены служению науке.
— Яковцев, голубчик! Почему не захаживаешь, совсем забыл? — воскликнул он с искренним радушием, едва мы переступили порог.
А вас молодой человек, простите, как звать-величать?
— Олег Улетов, младший научный сотрудник, — скромно, немного смутившись, представился я.
— Пивображенский Филипп Филиппыч, профессор. Улетов. Какая чудная, простите, удивительная фамилия! Вас, вне всякого сомнения, ждет большое научное будущее!
— Что же фамилия обязывает?
— Нет, в ваших глазах читается жажда познания, пытливый ум…
Пивображенский… Филипп Филиппыч…Что-то знакомое, — мелькнуло в голове…
— Ну-с, и что привело вас в мою скромную обитель?
Да ради бога, извините, пройдемте в кабинет!
Довольно просторное помещение представляло собой причудливый симбиоз библиотеки и музея: стеллажи с книгами соседствовали с предметами утвари и быта минувших времен.
— Я весь во внимании, — Филипп Филиппович занял место в кресле за старинным внушительных размеров письменным столом, жестом пригласив нас присесть на добротную лавку, видимо составлявшую предмет меблировки крестьянской избы XIX века.
С чего бы начать? Мысли путались, слова вязли…
Инициативу взял на себя Яковцев: коротенько и четко (наверное, готовился) в течение примерно четверти часа сделал доклад; мне оставалось лишь вставлять кое-какие реплики, уточнять и дополненять.
— М-да, весьма и весьма интересно, — задумчиво, глядя куда-то вдаль, промолвил профессор и добавил: — Гигантский дятел хоть и не известен науке, но может своим клювом задолбать слона. В общем, здесь, как говаривали во дни моей туманной молодости, без пол-литры не разберешься. Он резво поднялся из-за стола.
— Я мигом! — бросил через плечо и исчез за портьерой, откуда послышался вскоре перезвон.
— Ну-с, не заставил вас долго ждать, в одной руке улыбающийся улыбкой хитрована Филиппыч держал узкую изящную емкость, объемом явно превышавшим заявленные пол-литра, в другой с ловкостью фокусника сжимал три вместительные рюмки.
— Да, совсем забыл! — воскликнул он и хлопнул себя по лбу, после того как бутыль и сопутствующие предметы водрузились на служивший, видимо, для трапезы во время работы стол. — Закусь! Самое главное в этом деле! Ну-ка скатерть самобранка!
Профессор извлек прибор по внешнему виду напоминавший пульт дистанционного управления, произвел нехитрые манипуляции, и через минуту… прямо по направлению к столу катилась тележка-столик с яствами, точнее, с закусками, что подаются к излюбленному русскому напитку, как-то: грибочки, селедочка, огурцы малосольные и небезызвестный салат оливье.
Вдруг, не доехав каких-то полутора метров, самобранка сбилась с курса, уткнулась в угол громадного стеллажа, чуть накренилась и, дребезжа, застыла в недоумении…
— Эх! е… Филиппыч невольно матюгнулся… ну и дал волю эмоциям, разразившись трехэтажным интеллигентным матерком. Звучавшим, впрочем, в его устах как латынь или, скорее, как древнее языческое заклятье, чем собственно и являлась по первородной сути своей матерная брань.
Тележка, словно повинуясь неведомой силе, прибыла по месту назначения…
Профессор нетерпеливо разлил напиток, разложил по тарелкам закуски…
— Ну, за науку! — выдохнул он — наши рюмки сомкнулись в хмельном поцелуе — Филиппыч залихватски опрокинул содержимое внутрь, мы последовали его примеру. Прозрачная водка была настояна на травах — будто свежий вольный ветер донес пьянящие ароматы цветущих вешних лесов и степей.