Здесь бы возникнуть скандалу, Верещагин очень надеется на сопротивление, он жаждет битвы, он с целой ротой полковников готов вступить в бой, но полковник покорно убирается. Он пыхтит, кряхтит, в тон ему кряхтит женщина – она тоже проснулась, она – ему жена, они перетаскивают подушки, простыни, одеяла на верхнюю полку, сопят, недовольные…
Верещагин свою постель стелет, ложится, настроение у него победное. «Ну, Пеликан, держись!» – думает он и с этими словами погружается в сон.
Истерика кончилась.
96
Худого долговязого льва изображает ручка. Лев смотрит бронзово, без сочувствия. Чтоб открыть дверь, нужно, преодолев страх, обхватить туловище царя зверей ладонью и потянуть на себя.
Ты прав, а я – лев!
Петр Великанов, по-студенчески – Пеликан, и так огромен ростом. Да еще в белом – почти белом – костюме. А белое – крупнит: Пеликан возвышается над письменным столом как меловая гора. «Можно войти?» – спрашивает Верещагин, у него холодная после схватки со львом рука. Огромный, укрупненный белым костюмом директор встает из-за письменного стола и спешит на встречу гостю.
Верещагин сжимает руку в холодный кулак.
Но директор склоняется над ним, обнимает за плечи и трижды бьет ладонью по спине: два раза сильно, с чувством, а в третий раз – слегка.
Он бы ударил только два раза, но по спинам давно не виденных друзей положено бить трижды, вот он и ударил в третий раз – для счета, чтоб уважить традицию.
Директоры обязаны уважать традиции и даже быть немножко консерваторами, так как их главная обязанность – сдерживать новаторские порывы подчиненных. Если начальство не будет сдерживать новаторских порывов подчиненных, то мир помчится вперед с такой страшной скоростью, что разлетится в куски на первом же повороте.
Новаторов развелось что-то очень много. А если к ним присовокупить еще и всех неудачников, которые вечно недовольны существующим положением вещей, то получится огромная толпа ниспровергателей, за которой нужен глаз да глаз.
Директор тихонечко ударяет Верещагина в третий раз и громко произносит: «Ну, старик, встретил бы на улице – не узнал. Думаешь, сильно изменился, поэтому? Как раз наоборот. Я бы подумал: гляди, идет Верещагин, но может быть, чтоб это был Верещагин, так Верещагин выглядел двадцать лет назад. Значит, не Верещагин это».
Сказав так, директор садится обратно за свой стол, и это как фокус: он почти не становится ниже.
Я знаю нескольких людей, которые, садясь, почти не становятся ниже.
Один мой бывший приятель как-то спросил: «Ты не замечаешь во мне ничего особенного?» – «Ничего, – ответил я. – Кроме того, что время от времени ты предаешь старых друзей». – «Без этого невозможно было бы заводить новых, – сказал бывший приятель. – Не замечаешь ли ты во мне какой-либо физической особенности?» – «Нет», – ответил я. Тогда он встал рядом со мной. «Кто из нас выше?» – «Никто, – сказал я. – Одинаковы». – «А теперь сядем», – предложил он. Мы сели. «Кто из нас выше?» – «Теперь ты, – ответил я. – И намного».
У него были очень короткие ноги. Люди, у которых короткие ноги, садясь, почти не теряют в высоте.
Это очень любопытная и о многом говорящая особенность
97
Директор Пеликан сказал: перейдем к делу. Он чувствовал безостановочный бег времени, он был настоящим директором. Поэтому он сказал: «Будем говорить без обиняков. Я все о тебе знаю. Твои дела хуже некуда. В науке ты сейчас – ноль. Хорошей вакансии для тебя у меня нет».
Верещагин не возразил, не опроверг. «Если не согласишься, оплачу тебе обратный проезд», – сказал Пеликан. «Хоть в истопники, – ответил тогда Верещагин. – Думаешь, у меня осталось самолюбие? Ошибаешься. Ничего у меня не осталось».
Победа над полковником отняла у него все силы. Он был сейчас как тряпка.
У Пеликана пластмассовая коробочка на столе. Он щелкнул выключателем и крикнул: «Зина! Ко мне – никого. Минут пятнадцать». Исключительно нежный ангельский голосок выпорхнул из коробочки: «Я и так – никого. Звонили уже раз десять, я соврала, что вы еще не приходили».
«Вот дура», – сказал директор. «А мне нравится. Такой приятный голос», – вяло возразил Верещагин. И никогда больше директору не возражал. «Это потому, что ты неженатый, – сказал директор. – У нее постельный голос».
