«Галамитья – вот что еще говорит о моей идее ученый мир», – вспомнил Верещагин.
«Когда я смотрю на вас, мне хочется приводить исторические аналогии, – сказал директор. – Знаете ли вы, как ответил одному декабристу некий граф, реакционнейший душитель передовых социальных идей? Декабристское восстание было уже разгромлено, день и ночь шли изнурительные допросы, и вот один из декабристов бросил реакционнейшему графу в лицо такие слова: «И все-таки в России когда-нибудь будет республика!» «Конечно, будет, – внезапно ответил граф. – Но кто дал вам право ускорять события?» Каков граф, а?»
«Граф – дурак, – отозвался Верещагин. – Если что-то может быть улучшено, то оно должно быть улучшено немедленно».
«И еще позволю себе пример, – сказал директор. – Любопытнейшая история с одним изобретателем. Произошло это совсем недавно, лет пять назад. В Комитет по изобретениям явился один чудак и потребовал, чтоб ему выдали патент. Он изобрел, как вы сами понимаете, вечный двигатель. Он всем совал под нос чертежи своего перпетуум мобиле, но никто, конечно, не хотел на них смотреть. Однако чудак оказался настырным. Он клянчил, скандалил, умолял… Наконец ему сказали: «Ладно, разворачивайте ваши чертежи», – решили отвязаться: посмотрим, мол, посмеемся и откажем. Но глянули и ахнули. Для вращения своего дурацкого вечного двигателя наш чудак применил подшипники необыкновеннейшей конструкции. Совершенно новый принцип, поразительные свойства! Теперь эти подшипники стоят в очень ответственных механизмах особого назначения. Чудаку выдали авторское свидетельство, наградили, обласкали, но он до сих пор недоволен – брюзжит, жалуется: я вам, говорит, вечный двигатель принес, а вы с него подшипники сняли! Требует, чтоб сделали опытный образец его вечного двигателя. Улавливаете, дорогой Верещагин, аналогию?»
«А зачем мучают человека? – спросил Верещагин. – Надо выполнить его просьбу хотя бы в знак благодарности за подшипники. Человек увидит, что машина не работает, и успокоится. Это же недорого стоит – проверить экспериментально».
«Дело не в затратах, – сказал директор. – Они там, в Комитете, и рады бы отвязаться таким способом, но никто не решается поставить на его чертежах свою резолюцию: «Изготовить». Как вы думаете, что скажут о работнике, который санкционировал изготовление вечного двигателя?»
«Улавливаю», – ответил Верещагин на вопрос об аналогии.
«У нашего института безупречная репутация, – сказал директор. – Все проблемы, за которые мы беремся, мы решаем успешно и этим славимся. За все годы моего директорствования наш институт опростоволосился лишь однажды. Совсем, кстати, недавно. Я уверен, Верещагин, вы прекрасно меня понимаете. Нам нельзя иметь вторую осечку. Ее очень многие ждут. Зачем радовать недругов?»
«Господи! – сказал Верещагин. – Вы же не даете мне вставить слово! Не нужна вам моя идея, так и не надо. А вы все убеждаете меня и убеждаете».
35
Многие читатели, наверное, не поймут причин той легкости, с которой Верещагин отказался от реализации своей идеи, и потребуют разъяснений. Увы, автору нечего добавить к сказанному. Да, отказался Верещагин от реализации идеи, да, сделал это легко. Но почему – автор объяснить не может.
Автор вообще не знает, почему талантливые люди легко сдаются. Он, например, сам однажды написал замечательную повесть об удивительном мальчике по имени Головастик, а когда в издательстве сказали, что это – мура, то ответил: мура, так мура, и ушел, хотя прекрасно знал, что не мура, а исключительное произведение искусства, может быть, даже великое.
Почему талантливые люди так легко сдаются?
Секрет здесь, по-видимому, в том, что для талантливого человека внутренняя победа важнее внешней. Чем значительнее личность, тем богаче и огромней у нее тот мир, который внутри. А который снаружи, тот для всех людей одинаков. Поэтому у талантливых людей доля внутреннего мира в общем их мироощущении больше; и соответственно внутренняя победа, то есть создание самой идеи, для них более значительное событие, чем реализация этой идеи, то есть победа внешняя.
