Жениться он никакого намерения не имел – ни на Тине, ни на ком-либо еще, но раз идет шутливый разговор, то почему бы не пошутить и так: Тину, мол, взял бы…
На что Вера ответила – Тина пока в разговоре не участвовала: «Давайте, давайте. Она пойдет. Она такая дура, что пойдет».
«Откуда ты знаешь, что пойдет?» – спросил Верещагин.
Это он продолжал шутить. Стоял посреди комнаты, улыбался и шутил, поглядывая то на Тину, то на Веру. «Что я, слепая? – сказала Вера. – Будто я не вижу, что пойдет».
«А Тина, как всегда, молчит, – заметил Верещагин. Он решил и ее втянуть в веселую беседу. И сказал: – Тина, пошли в загс».
«Она сейчас вам ответит, – сказала Вера. – Что я, не вижу, что ли, что ответит».
И точно, Тина ответила. «Идемте, – сказала. – Когда?»
Значит, так. Верещагин пошутил: пошли, мол, в загс, а Тина спросила: «Когда?»
«Сейчас», – пошутил Верещагин.
«Идемте», – снова сказала Тина и поднялась с дивана. Во весь рост встала. Готовая к ходьбе.
Верещагин хмыкнул, мотнул головой и сказал: «Разговорилась!» – в том смысле, что все эти дни из Тины слова невозможно было вытянуть, а тут она вдруг стала отвечать на каждый вопрос, хотя и односложно.
Вообще следует отметить странные зигзаги в поведении Тины. В день знакомства, когда они плавали на лодках, а потом ходили в театр, она была веселой и разговорчивой, но потом сильно переменилась. Может, на ее психику повлиял поступок Верещагина после спектакля, когда он внезапно ушел, не предложив встретиться снова, в результате чего она потеряла веру в себя и стала трусить, может, какая другая причина, – как бы там ни было, но в последующих встречах разговаривала почти одна Вера, Тина же робко молчала, вот только теперь, можно сказать, впервые между ею и Верещагиным возник связный, хотя и краткий, шутливый разговор.
Но тон у Тины был какой-то несоответствующий: когда человек шутит, он должен улыбаться, хихикать или подмигивать, а Тина как-то слишком всерьез, фактически даже по-деловому сказала это «Идемте», – правда, есть шутники, у которых специально такая манера: изрекают смешнейшие вещи с совершенно серьезным, даже мрачным лицом – это, можно сказать, остряки высшей квалификации, но Тине-то откуда было взять такую квалификацию!
Одним словом, Верещагина эта серьезность напугала, и он дал задний ход, заявив: «Сегодня мне некогда. Завтра сходим».
То есть он хоть и дал задний ход, но шутить продолжал. Отступал, отстреливаясь.
Тина в ответ сказала: «Хорошо», – опять в тоне шутника высшей квалификации, то есть без всякой улыбки.
Тут вмешалась Вера, и всю неловкость как рукой сняла. «Бросьте свои глупые шутки, – сказала она Верещагину. – Долго вы еще будете свои гадости предлагать Вы старый, а туда же, в загс. Как молодой».
Вот это был уже нормальный разговор. Какой нужен.
«Ты сама старая, – сказал Верещагин. – Ворчишь и ворчишь без конца, словно семидесятилетняя бабка».
«Представляю, – сказала Вера с нехорошим смехом. – Муж и жена – ха! Вы же не побежите!»
Верещагин поинтересовался, куда это он не побежит.
«На остановку, – объяснила Вера. – Тина будет вас умолять: родной муженек, наш троллейбус подошел, мы же опаздываем в театр, давай побежим… А вы не побежите».
«Куда мне, – согласился Верещагин сначала. – Я поплетусь. – А потом вдруг обиделся: – Интересно, почему это я не побегу?»
«Потому что из вас песок посыплется, – понятно объяснила Вера. – А Тина побежит. Помчится. Уедет в театр одна. Познакомится там с прекрасным молодым человеком… Конечно!»
Тина на эти слова никак не прореагировала. Она опять выключилась из разговора.
«А билеты у меня, – злорадно сказал Верещагин. – И плетусь себе и плетусь. А Тина с молодым человеком под дождем мокнут».
«Никакого дождя нету, – сердито сказала Вера. – Если каждый будет придумывать себе дождь, что же это получится? Мне ваши фантазии надоели – глупей не придумаешь. Помолчали бы немного, а то до такой глупости договорились – молодую девушку в загс звать. Постыдились бы».
Верещагин постыдился.
А Тина опять промолчала.
137
А на следующий день Верещагин подошел к окну. Ему вдруг вспомнился железобетонный столб, торчавший возле его дома в Порелово и описанный автором в тридцать девятой главе – он очень пожалел, что здесь нет такого, и подошел к окну посмотреть, что же здесь есть. И увидел такую красоту, что о столбе мгновенно забыл.
