135
Я мог бы сравнить женщин с гуннами, но допущу ли такую грубость? – я сравню их с летающими над лугом пчелами. Садится пчела на цветок и покидает его вскоре – нет больше у цветка сладости, и лепестки увядают. А пчела летит себе, летит – к улью, в дом свой, цветочный нектар, пыльцу цветочную несет, мед для потомков делать будет. Но что цветку в ее меде? Однако и лугу польза: опыляет пчела цветок, без ее содействия плод не появится. Но что цветку плод? Нет большего врага у цветка, чем плод…
Ах, как оплошал цветок, выдав свою наполненность нектаром! Зависает над ним пчела, готовит свой сосущий инструмент, садится, недолго сидит, вот и улетела уже – нет больше сладости в глубине, и лепестки увядают.
Плод зреет. Мед для потомков копится.
Мм так ли и женщины? Разве не умеют и они, осенив луг ласковым гудением крыл своих, точно распознать цветок, в котором нектар погуще? И вот – больше сладости в глубине, и лепестки увядают.
Плод зреет. Здоровенькое, медом напитанное потомство произрастает.
Ужасен луг без цветов! Одни овощи, овощи, овощи, ягоды, ягоды, стручки да коробочки с зернышками…
Он неспроста, этот древний обряд: убив цветок, преподнести любимой женщине его свежий благоухающий труп… Губительница цветов – вот кто такая женщина.
Но разве могу я винить ее в этом? Разве своей волей она действует, разве не божьей? Разве не мудрый замысел Вседержителя в каждом поступке даже худших из нас? Разве посмею святотатственно роптать?
Он создал род людской. А у всего, что создано, есть суетливое настоящее, есть капризное будущее. Стало быть, потребовались ответственные за то и за другое. Стало быть, потребовалось разделить человечество на мужчин и женщин, чтоб было кому за что отвечать. Иного пути Премудрый не нашел. Будущее – женщинам под опеку. Мужчинам же – текущий момент. Мечется с тех пор мужчина, крутится, вертится, ловчит, изворачивается, весь в шишках, ссадинах, инфарктах и слезах – созидает, разрушает, изобретает, догадывается, сомневается, тужится, пыжится, сегодняшним днем живет, а женщина смотрит вдумчивым взглядом в его душу и решает: что ей взять из содеянного в будущее, а что оставить в настоящем, то есть обречь на забвение. Такая у нее забота. Функция у нее такая.
Скажут мне: и вовсе не такая. И приведут примеры активного участия женщины в строительстве сегодняшнего дня: дескать, и среди ученых их нынче полно, и стихи они сочиняют, и в руководящих креслах порой, поерзывая, сидят, – а не только вдумчивым взглядом и сосущим инструментом в мужскую душу лезут. Но я отвечу: камуфляж все это, показуха, умелая для какой-то цели игра. На людях, напоказ они чем угодно заниматься станут. Но видели ли вы женщину в подвале, заваленном ретортами, колбами? В едком дыму, в лохмотьях, с обожженными пальцами, с безумно горящими огнем познания глазами? В дикой одинокой страсти переливающую из пробирки в пробирку разные жидкости, в надежде получить золото или философский камень? День и ночь листающую ветхие фолианты древних мудрецов с сумасшедшей надеждой постичь смысл жизни или тайну вселенной?
Мужчина и на необитаемом острове станет исследовать окружающий мир, женщина же не станет, потому что ее цель – не открыть истину, а взять ее у другого и передать дальше. Сосущий инструмент ей дан для этого и глаз, способный видеть то, что сокрыто: нектар на дне чашелистника, тайные грезы задумавшегося мужчины.
Мед и плод она творит. Не осуждаю я ее за это. Потому что мир из одних цветов красив, но недолговечен.
136
И вот увидела Тина грезы Верещагина, зависла пчела над цветком, сосущий инструмент наготове, – сядет, улетит, и нет в цветке сладости и лепестки увядают… Но не тут-то было! Верещагин не дурак, Верещагин тертый калач и крепкий орешек, Верещагина голыми руками не возьмешь, Верещагин голову в петлю не сунет, его на мякине не проведешь, за него двух небитых дадут, он собаку съел, обжегся на молоке, он теперь на куст – шалишь! – не сядет.
Одним словом, Верещагин – стреляный воробей.
А дальше события развивались так: Вера, по своему обыкновению, проворчала что-то злое, Верещагин в ответ повторил то, что уже однажды им было сказано: мол, не завидую твоему будущему мужу, Вера отреагировала так же, как и в прошлый раз: вы, мол, моего будущего мужа не троньте, не вы, мол, им станете. «Конечно, – ответил Верещагин. – Я бы тебя в жены не взял. – И шутливо прибавил: – Вот Тину взял бы, другое дело».