Пожертвовать другими было просто, да? Искушение было велико. Чувства сильнее логики. Как Эмма выносила эти бури эмоций, не защищаясь способностями ментата? Как она терпела его обвинения? И как он мог думать, что смерть Валентинелли ее не задела?
«Сосредоточься, Клэр».
— Хорошо. В карету. Пико, садись с Хартхеллом и направляй к церкви. Микал, следи, чтобы инспектор Аберлейн не пострадал.
Он пошел по дворику, скривился на миг, но взял себя в руки. Он кое-что понял.
Он звучал как мисс Бэннон. И он не был против гибели инспектора.
Если это было необходимо.
Глава сороковая
Подавить амбиции
Искаженный Главный ушел, Эмма осталась одна, скользила взглядом по тому, что видела, не поворачивая головы. Ее пульс пытался стать быстрее, она все еще была закована, а воля Примы не терпела этого.
«Это как корсет, — говорила она себе. — Это как быть женщиной в мире, что хочет сковать женщин цепями. Это как вся твоя жизнь, Эмма. Тихо. Будь логичной. Нужен план».
Клэр ощущал такое, когда близилась нелогичность? Может, они были схожими — логика в нелогичном мире и воля Примы в женской плоти.
«Хватит Сочувствия. Они поймут, куда меня забрали? Я под землей. Микал… он не…».
Не важно. Будут они искать ее или нет, у нее было дело здесь. Не из-за Виктрис или Британнии, она сама выбрала эти оковы, предложила себя как жертву.
Он попался. Теперь ей нужно отравить его.
«И ты дашь мне мир», — о чем он? Сколько раз она считала его мертвым? Симулякр в психушке, башня в Динас Эмрис… она вспомнила романы, где злодей был злым отражением героя, избегал смерти невероятными способами.
Прометеан, дым над обсидианом, вяло двигался. Порождение небожественной утробы. Конечно, он ел и сжигал органы деторождения. Это были источники эфирной силы из-за биологической цели и важности в человеческом инстинкте.
Если Левеллин хотел соединить прометеана со своей заживающей плотью, зачем ему она? И зачем так влиять на Британнию?
Правящий дух боялась. И Тонкая Мэг толкнула Эмму в капкан, да?
«Я мало знаю. Логика, Эмма. Представь тут Клэра. Что он сказал бы?».
Может, вопрос был неверным. Ее тело задрожало, воля билась об оковы. Они держались.
Она вспомнила, как в последний раз была так скована. Капли воды, ее отчаянные звуки гнева и боли, Микал задушил своего бывшего Главного, медленно, и жуткие звуки рвущейся плоти. А потом он освободил ее от оков.
«Майлс Кроуфорд», — так звали Главного. Гнев и ужас мира заключался в этих буквах. Он перехитрил ее, ее Щиты заплатили за это. Если бы не непослушание Микала…
«Помни о своей цели. Не вспоминай тот миг».
Но зачем она делала это? По той же причине, которую назвала тому, кто не слушал?
«Если бы не удача, я была бы одной из них».
Может, он не хотел соединять прометеана со своей плотью. Но и с ней соединить будет сложно. Он не знал, что она отдала сердце змея другому. Красота Философского камня была в его незаметности. Только змей мог незаметно веками лежать под башней. Камень защитил бы тело от внедрения другого предмета, как защищал от вреда?
«Ты дашь мне мир».
Возможно…
Связь была недосягаема. Она что-то упускала. Природа прометеана…
«Погодите».
Если Ллев создал прометеана, кормил его бедняжками… нет. Это неправильно.
Прометеан точно был создан. Может, он выбрал для себя еду.
«У тебя больше врагов, чем ты знаешь, воробушек».
У Главных всегда так.
Эфирная сила трепетала. С Приливом она нашла бы трещину в оковах. Они казались прочными, чуть гнулись, но давление делало ловушку тверже. Это сдержало бы Приму.
Если не против, что Прима сойдет с ума от ловушки.
Она могла обезуметь, как он. Но он не был безумен. Это были амбиции. У них не было конца, как у Эммы.
«Край моих амбиций — я сама. А у него?».
Сияющий нож дрожал на камне, крутился на кончике, как балерина. Он шуршал, и это послало бы дрожь по ее спине, если бы она могла двигаться.
Она тихо хмыкнула. Кляп не даст произнести Слова. Многое можно сделать тоном…
Тьма закрыла ее глаза. Паника, нос заткнулся, как и рот. Обучение не могло подавить страх удушения, и она обмякла. Воздух вернулся, как и сознание.
Тихая насмешка. Она не видела его, но звук разносился жутким эхом.