И все.
Виктрис приподняла голову.
— Мы пришли поговорить с тобой.
— Ясно, — Эмма не собиралась быть вежливой. И ее потрясло, что подбородок женщины дрожал, это движение выдавало ее.
Лицо королевы двигалось, как глина под потоком холодной воды. Эмма смотрела сквозь вуаль, как просыпалась Британния. Ее пухлый сосуд был Темзой в каменных берегах во время осенних дождей, когда она разливалась и топила Лондиний.
Дух смотрел на нее из соседа, камни Виктрис вспыхнули с силой, отличной от магии.
— Наглая ведьма, — голос тоже изменился, лицо Виктрис было каменной стеной. — Ты затаила обиду?
— И что такого? — Эмма подняла плечо и опустила. Движение не подобало леди, но выражало ее чувства идеально. — Чего требует дух империи?
Британния долго разглядывала ее, взгляд стал пронзительнее.
— Ты все еще слушаешься моего сосуда, ведьма?
«Я возвращала все письма, не открывая, долгое время».
— Она все еще хочет оскорбить меня?
— Мелочно, — Британния прищурилась, сияние над ее головой с сединой напоминало корону, дух заполнил сосуд. — Кто ты, чтобы оскорбляться?
«Я — Прима. Ты должна знать лучше, Британния, даже если Виктрис — нет», — она смотрела сквозь вуаль, заставляя красную ярость в ней отступить.
— Мы ослабели, — сказал дух, холодный голос казался неприличным, звуча из горла пухлой женщины. — Мы… нашу жизненную силу осушают. Угроза.
«Осушают? Ослабели» — Эмма пялилась. Мир двигался под ней.
— Ах, — выдавила она. — Вижу.
— Нет, — Британния оскалила рот Виктрис. — Не видишь. Но мы тебя просветим.
Глава девятая
Множество знакомств
Комната немного изменилась, и Клэр замер, глядя на кровать. Она была аккуратно заправлена, простыни были белоснежными, красный бархат покрывала был знакомым, как потертое одеяло на его узкой кровати на Бейкер-стрит. Тут мебель была тяжелой и темной, качественной, и его квартира казалась жалкой в сравнении.
Сколько раз он спал здесь? Обсуждал дело за столом мисс Бэннон, пил чай в солнечной комнате в тишине, прерываемой только «Передайте мармелад» или «Как можно было написать такую статью?». Сколько раз мисс Бэннон тихо организовывала все для него, ждала, что ему что-то потребуется? Она звала это женской магией, отмахиваясь от его благодарности.
Он вел себя гадко. Голос Логики требовал остановиться и обдумать все, и он послушается этого раньше, чем голос Манер.
Он тяжело дышал. Сердце грохотало в груди, она восстановила это сердце — Валентинелли притащил его сюда, грязного и в жутком состоянии. Мисс Бэннон не задавала лишних вопросов, не пугалась. Она заставила свои нелогичные силы сотворить чудо и сохранить жизнь Клэра. Мисс Бэннон познакомила его с Людовико. Для защиты Клэра.
Он не должен был бояться болезней, судя по ее словам, как и старения. Его способности не притупятся. Страх ментата был отложен в сторону.
Страх физического вреда, который был для ментатов менее важен, ведь они не допускали Чувства, пропал вовсе.
Шансы для экспериментов потрясали.
Он мог найти немного коки в аптеке. Клэр закрыл чемодан. Он посмотрел на дверь, открыл рот, чтобы сказать Валентинелли…
…ничего. Место неаполитанца было пустым, таким и останется.
Ему не стоило думать о том, скольких знакомых он переживет.
«Если бы я знал, не позволил бы ему идти туда. Опасность была понятной».
Но как он остановил бы неаполитанца? Тот был ужасно упрямым. И почему мисс Бэннон не добавила это бремя ему? Они были двумя котами, волшебница и убийца, презирали друг друга, но были рядом, бросали взгляды и подкрадывались.
Валентинелли был женат один раз, но имя жены было загадкой, как и многое другое в нем.
Он шептал напоследок «стрига», словно имя любимой во тьме.
Клэр еще долго не испытает этого. Как долго? Кто знал? Вопросы! Вопросы требовали ответов.
Он уперся потными кулаками в бархатное одеяло. Прижался лбом к чемодану и попытался привести в порядок разбежавшиеся мысли. Получалось медленно. Он пропитался потом, когда выпрямился, хрустнув коленями.
— Я должен извиниться, — ментату не стоило говорить с собой. Это был признак нестабильных способностей, да? — Я ужасно с ней обошелся. Да.
Он оказался у двери, сжимая сумку мокрой рукой. Чувства поднялись снова, душили его, и он уронил чемодан со стуком, от которого ему стало не по себе.
