Но он не показался, и потому удовольствие было не полным.
Ее нервы покалывало. Она подняла голову, окинула взглядом тронный зал с колоннами. Эфирная сила быстро отступила, и ее внимание привлекла другая сторона комнаты, где что-то заблестело в тени в углу.
«Другой игрок или зритель? Интересно», — после этого разговора она должна была встретиться с королевой лично. Были другие дела, помимо разбирательств с матерью, которые требовали услуг примы-волшебницы. Но она задержалась, замерла и следила, усилив восприимчивость.
Бесполезно. Другой волшебник ощутил ее внимание и уже ушел. Закрылась боковая дверь, как та, возле которой стояла Эмма, потому, видимо, то место и было выбрано.
Что-то в этом ей не нравилось.
Это мало беспокоило, если тут был другой игрок, рано или поздно он — или она — оступится и покажется. Эмма приберегла вопрос, подобрала юбки и пошла к двери, Микал тихо следовал за ней.
Пробормотав благодарности, Эмма опустилась в широкое тяжелое кресло, на которое Виктрис указала взмахом руки с кольцами.
— Садитесь, мисс Бэннон, это было… — королева замолчала, словно не могла определить. Она прижала ладони к округлившемуся животу, чуть кривясь. Он только начал показываться. У нее может быть наследник, хотя Британия мало этим интересовалась. — Было…
«Неудобно? Жутко, хоть и необходимо? Я могу лишь представить», — Эмма ограничилась простым:
— Благодарю, Ваше величество.
«У меня нет родителей, только Коллегия. Я не могу представить».
Принц-супруг, бледный и печальный за красивыми усами, устроился у некрасивого серванта из красного дерева. Шторы с узором из яблок, пухлые диваны и позолоченные кресла были вычурными, не были похожи на королевскую комнату отдыха, хотя судить об этом было сложно, в других она не бывала.
Это место напоминало деревенский стиль королевы Маретты-Антуанетты. Правящий дух Франции еще не пришел в себя от кровавой гибели последнего сосуда, ходили слухи, что революционеры и корсиканцы убили всех детей королевского рода, что были прямыми потомками и дальними, чтобы не дать Галиции подняться снова.
Такое бывало без сильной, хитрой и достаточно жестокой охраны сосуда. Несомненно, появится другой правящий дух, или Галиция вернется со временем.
Говорили, что у некоторых корсиканцев появлялись… признаки. Эмма не знала, стоит ли предлагать убить их, но идея казалась не самой плохой.
У Виктрис были определенные качества, которые могли угаснуть со временем, когда она научится править империей.
Ослабшая Франция была помощью Британии, но не совсем ослабевшая. Франция была полезной как щит от Германии и Австро-Ангарии. Сосуд Галиции сочувствовал — или был обязан — Британии, на него были свои планы.
Эмма сложила ладони. Длинные блестящие серьги Виктрис дрожали, как и их хозяйка, и волшебница отвела взгляд на шторы, считала золотые нити, что образовывали силуэты яблок. Окон не было, шторы смягчали каменные стены. Это была иллюзия абсолютной власти. Запертый в каменном кубе правящий дух империи был не больше, чем дочерью, дрожащей от беспомощности и отчаяния.
Даже самый подлые слуги Британии могли делать то, чего не мог монарх.
«Опасная мысль. Не надо об этом. Тут безопасно?» — в глубинах Букингемского дворца они почти не ощущали физическую угрозу.
Другое дело — секретность. Особенно с недружелюбными ушами в комнате.
О, принц-супруг не был недружелюбен к Виктрис. Нет. Его лимонно-желтая враждебность, заметная Взору, была направлена в другую сторону.
— Хорошо прошло, — тихо сказала Виктрис. Корона все еще мерцала на ее темных волосах. Она была бледной, глаза были человеческими и темными. — Неплохо.
Эмма кивнула.
— Да, мэм, — ее тон тоже был тихим, она старалась успокоить им. Она продолжала разглядывать шторы, газовые лампы тихо шипели, их огонь был приятнее для глаз, чем резкий солнечный свет.
— Мы думаем… — но королева не продолжила. Альберик принес ей стаканчик — витэ, поняла Эмма, уловив запах лаванды, от которого ее желудок потревожился. Она не понимала, как все это пьют. Но это был дамский напиток, как ратафия во времена Безумного Георга и его сына-регента.
