Улыбка герцогини чуть дрогнула.
— Я бы хотела видеть тебя чаще, моя дорогая. Но у тебя так много важных дел.
Эмма с трудом подавила оханье. Такое фамильярничание с Британией могло привести к Башне в другие дни.
Виктрис склонила голову, ее черты переменились. Милое лицо юной замужней женщины так быстро изменилось, Британия заполнила сосуд, как Темза холодное русло, и от этого не по себе было бы даже крепким сердцам.
— Важные дела, — пальцы Виктрис постукивали по подлокотнику трона. Она не прикрывала живот рукой, защищая, но это было близко. Кольца блестели, но не от эфирной силы, как украшения Эммы, а от другой. — Вы бывали в Уэльсе, дорогая мама?
Сердце Эммы забилось быстрее в горле. Она этого не ожидала.
— Уэльс? — герцогиня даже звучала растерянно.
— Динас Эмрис. Владение дома Гвинфуд или Селвит, если предпочитаете их титул, — Виктрис теперь была бледной, звезды сияли в глазах сильнее, по углам глаз появилась дымка цвета индиго. Альберик суетился, словно хотел коснуться плеча королевы, его рука в белой перчатке застыла в воздухе и опустилась.
«Хорошо. Было бы больше проблем, если бы он не уважал ее», — уважения было мало. И супругу нельзя было бояться жены.
Порой страх мужчины был единственной защитой женщины.
Герцогиня тоже побледнела. Кружево ее шляпки дрожало у лица, она нарядилась для этого случая.
— Не уверена, что мне так посчастливилось, дорогая, — уже не так оживленно.
— И мне не удавалось, — Виктрис окинула взглядом тех, кто оставался в комнате — и ее канцлера казны, лорда Крейгли. Грейсон пропал при загадочных обстоятельствах, некоторые шептались о присвоении имущества, о побеге на континент. Другие тише шептались о магии.
Эмма Бэннон следила, чтобы они не шептали об этом громче и долго. Порой правду не стоило давить.
— И мне, — повторила Виктрис, тон стал резким. — Но я часто думаю о том месте, мама. Селвиты были хитрыми змеями раньше, да?
Герцогиня дрожала. Это было видно зорким, как Эмма Бэннон, и она видела, как дрожат юбки женщины.
«Отлично, Ваше величество».
— Александрина… — губы герцогини были белыми, она шептала.
— Можете уйти с Нашего взора, герцогиня, — тон Виктрис обрел новый вес, и тени в тронном зале сгустились. Камни на ее троне и ней самой слепили сверканием. — Ваши титулы и состояние остаются. Но Мы не хотим страдать от вашего присутствия.
Эмма ослабила кулаки по пальцу за раз. Она сомневалась, что Виктрис справится? Зря.
Герцогиня почти не дрогнула, вежливо отвечая Британии. Это было странно, но бледный вид даже подходил ей, продлевал ей молодость. Ее темные глаза пылали живыми углями, и Эмма хотела бы, чтобы ей было видно взгляд дамы. Там точно была гордость… но она хотела бы, чтобы герцогиня знала, что Эмма видела ее смущение.
Мать королевы отступила на три шага, ее юбки пьяно раскачивались. Тень Британии отступила, утренний свет, умытый дождем, снова залил зал через стеклянную крышу. Взгляд Виктрис уже не был звездной ночью. Он стал человеческим, глаза потемнели от человеческой боли.
— Матушка, — сказала она вдруг очень четко. — Я смирилась бы с этим, но не мы.
«Леди Сплетня и лорд История это далеко разнесут. Хорошо».
Виктрис встала, их платья шуршали от поклонов и реверансов, и королева ушла их тронного зала с супругом под руку. Он что-то шептал ей, в тяжелой тишине было слышно вздох боли Виктрис.
Эмма улыбалась. И улыбка, как она подозревала, не была приятной, и она взяла себя в руки и убрала морок. Больше не было смысла оставаться в тени. Это было не по приказу духа Виктрис, но все же…
Ей не стоило беспокоиться. Герцогиня ушла из тронного зала, высоко задрав голову, среди шепота и гула. Событие утра переварят и пережуют во всех комнатах Лондиния к обеду, к ужину об этом будут знать на континенте. И те, кто платил двору Кента, думая, что у нее есть влияние, уйдут.
«Потому ее следующий ход будет скрыт лучше, может оказаться опаснее. И где ее палач? Куда он делся?».
Конрой вряд ли упустил бы шанс, и Эмма убедилась, чтобы он услышал о шансе вернуть королевское расположение, а от него и герцогиня. Эффективный ход, он был приятен.
