Хомовой, все было просто ужасно: из ушей его сочилась жидкость, в которой Хомова
безошибочно признала формалин.
Около пяти минут первого Хомова, подпрыгивая от сладостного предвкушения, подошла к
зданию морга. Открыв входную дверь своим ключом, она скользнула в приемную и тенью
растворилась во тьме коридора.
Андрей Гречанов кричит. Орет так, будто с него живого сдирают кожу. Не может
двинуться с места. Не может отвести глаз.
Следующие три дня Андрей Гречанов будет пить. С утра до вечера. Но даже в алкогольном
забытьи будет видеться ему то, что заставит его через две недели после описываемых
событий перевестись на заочный, а вскоре и вовсе оставить университет, мотивируя тем, что он разочаровался в медицине.
За пять минут до этого Андрей Гречанов спит на дежурстве. Его не беспокоят мертвецы за
стеной. Они немы и надежно укутаны смертью. С радостью доверяют они свои тайны
науке, безвозмездно делятся секретами плоти. Андрей Гречанов не боится мертвецов. Он
относится к ним с уважением.
За секунду до видения, что навсегда изменило его жизнь, ему снится, будто он
разговаривает с преподавателем по истории медицины, профессором Довенко, полным,
неприятным мужиком с красными щеками, и отчего-то предлагает ему бросить
профессуру и переехать к нему домой. Профессор смеется в ответ и далеким, слабым
женским голосом отвечает:
-Андрей, Андрюша! Вы что, спите? Нельзя спать на дежурстве!
Голос разрывает ткань сновидения, заставляет его открыть глаза.
И закричать. И обмочиться от страха.
Перед ним находится существо из кошмаров. Абсолютно голое, распоротое от грудины до
паха. Бережно придерживающее собственные кишки руками. В воздухе - густой запах
экскрементов, крови и… формалина…
-Андрей… нельзя спать на дежурстве, - шипит Хомова. Кровь, пузырясь, вскипает на
губах. - А вдруг… - она кашляет, отчего тугое кольцо кишок проскальзывает между
пальцев и с сочным шлепком падает на кафельный пол, - а вдруг кто зайдет…
…Мне… нужна помощь… Андрюша… я сама не смогу, кхх... в аорту… боюсь… а-а...
умру сразу… я… скажу, что делать…надо, чтобы к-качественно… чтобы… гордились…
Кошка
Евгений Валентинович потерял ногу по-чеховски нелепо. Прогуливаясь по
Кумовской, он остановился на перекрестке раскланяться с давнишним своим
приятелем и однокашником - Ляховым. В этот момент проезжавший мимо
велосипедист пребольно толкнул его передним колесом в голень - Евгений
Валентинович шагнул вперед, размахивая пухлыми ручками, и повалился
боком, ударившись головой. Велосипедист, вихляя, проехал еще несколько
метров и чудом избежал столкновения со стареньким «Запорожцем», который в
свою очередь пошел юзом и остановился, аккурат размозжив левую ногу
Евгения Валентиновича.
Прибывшие через три часа хмурые санитары долго стояли подле заплаканного
старика - водителя «Запорожца» и увлеченно обсуждали шансы Евгения
Валентиновича не остаться калекой:
- Гляди-тко, милай, - дружелюбно басил один из них, высокий, немытый
мужчина лет пятидесяти. - Ногу как вывернуло. Прям штопором!
- Заковыристо, - соглашался заплаканный старичок, культурно поплевывая.
Евгения Валентиновича разместили в госпитале ветеранов с помпой, в
коридоре. Пьяненький врач суетливо, но без спешки осмотрел
многострадальную ногу и буркнул: «Ампутация». Вечером ногу отняли.
Прошло несколько дней. В тихой, затуманенной мучениями палате прикованный к
несвежим простыням Евгений Валентинович пребывал в некоей полутьме. После
ампутации все мысли и чувства его поначалу обратились к навек утерянной ноге. Старика
мучили галлюцинации. То казалось ему, что санитарка, помогая ему взгромоздить зад на
судно, издевательски шепчет: «нога... нога…», то вдруг виделось, будто врач-интерн,
проходя мимо открытой двери в палату, глодал что-то огромное, левое, завернутое в
бумагу. Впрочем, буквально через несколько дней он вдруг поверил, что нога отрастет. Так
вот, просто и без затей.
- Чем я хуже ящерицы? - блеял он жалобно.
Врачи и нянечки побаивались старика и надеялись, что он скоро умрет.
На удивление немощный поначалу Евгений Валентинович вдруг пошел на поправку.
Втайне от окружающих он то и дело ощупывал культю под бинтами, весело кивая. Нога,