предательство друга.
-Ведь я достану. . - невнятно пригрозил он, копаясь в мешке.
-Ты достань, достань, - заулыбался Манн, - и швырни мне прямо в морду, как и хотел.
Он хохотнул и опрокинул еще один стакан водки. Карьеров попытался было отвернуться,
сосредоточившись на мешке, но не успел. К горлу поднялся ком тошноты, сердце заухало
где-то в районе селезенки.
Рот Манна был полон жирных серых слизней.
Секунда - и морок пропал. Потрусив головой как апоплексичный пес, Карьеров нащупал
книгу и, стараясь не думать о ее странной округлой форме, достал руку из мешка и со
всей силы запустил книгой в Манна.
Виктор Степанович легко уклонился от летящего предмета и, глядя прямо в глаза
Анатолию Федоровичу, процедил:
- Там ведь еще один имеется.
Карьеров, сатанея от страха, уставился на череп, валяющийся у ног хозяина.
Непослушными руками (нет, я не хочу, не буду вспоминать!) он снова залез в мешок и
тотчас же нащупал в холщовой трясине еще один череп. Ухватившись за него, как пловец, пораженный судорогой хватается за булавку, спрятанную в плавках, он потянул находку на
себя, срывая печати с погребенной памяти.
Череп лежал на его ладони, скалясь желтыми огромными зубами. Как сквозь вату,
слышался Карьерову зычный бас Манна.
- Убить, Анатолий Федорович, не просто. Это тебе не оладушек съесть, пусть он даже и
придуман тобой. Я вот что хотел спросить еще - ты чем все это время питался?
С трудом оторвав голову от черепа, Карьеров поднял глаза на существо, сидевшее
напротив него. Теперь Манн потерял всяческое сходство с человеком. Он наполовину
сросся со стулом, наполовину прикипел к столу. Все больше и больше в его облике
появлялось сходство с давешней живой детской горкой. Сквозь трещины в плоти на
Карьерова уставились маленькие лица, в которых он узнал детей из сада. Они улыбались, противоестественно растягивая губы.
- Я спрашиваю: ЧТО ТЫ ЖРАЛ???
Удар небывалой силы сотряс квартиру до основания. Анатолия Федоровича подбросило
на табурете, и опустилась беспросветная тьма.
Сознание возвращалось медленно, вялыми толчками. Так вытекает остывающая кровь из
смертельной раны.
Карьеров открыл глаза.
Он лежал на грязном, в пятнах полу. Скудным светом и разнообразным хламом наполнена
была комната. Принюхавшись, Анатолий Федорович поморщился - до того спертым,
затхлым был воздух. Отчетливо несло тленом.
Опершись на руку, он сел. Обвел взглядом комнату, в которой очутился, и с оторопью
узнал в ней свою спальню. Болезненно охая, он встал, пошатываясь и опираясь руками на
склизкие от влаги и еще какой-то дряни стены, сделал несколько шагов.
Комната была уничтожена. Будто смерч прошелся по ней, ломая мебель, вырывая с
корнем паркет, оставляя глубокие вмятины на потолке. Под ногами хрустело.
Подслеповато моргая, Карьеров пошаркал к двери и, распахнув ее, застыл на месте,
ошеломленно глядя на то, что еще недавно являлось уютной его квартиркой.
Длинный коридор был завален обломками настенных полок, книгами, разбитыми вазами и
статуэтками из фарфора, что коллекционировала жена Карьерова. Стены были сплошь
измалеваны темно-коричневой краской. В грубых каракулях с ужасом и отвращением
Карьеров разглядел омерзительное слово «АПОП». Подтеки коричневой краски были и на
потолке, будто кто играючи забрызгал квартиру кровью. Словно в коридоре рубили
туши…
Внезапно колени Анатолия Федоровича подкосились, и он рухнул на пол, судорожно
пытаясь вдохнуть. Разом, выдавливая кислород из легких, в него вошли воспоминания.
Черная грязь из недр души его, вспучиваясь, подобно омерзительному грибу, заполонила
всю внутреннюю вселенную Карьерова и густым потоком рвоты вырвалась наружу.
Похныкивая визгливо, Анатолий Федорович, на четвереньках полз на кухню. Ладонями
давил он обломки стекла и не чувствовал, как они ломаются под его весом, оставляя
глубокие раны.
Он подполз к холодильнику, стараясь не поднимать голову, упершись в черный от крови и
грязи пол, уцепился за дверцу рукою и потянул на себя. Его обдало теплой волной
смрада. Медленно, очень медленно Анатолий Федорович поднял голову и стал на колени,
