слюнявым мычанием выражал солидарность с ее незавидным положением.
«Аня, Аня!» - ревел он во всю мощь недюжинных легких.
В этот момент в дверь позвонили.
«Это смерть за мной!» - радостно взбреднулось Анатолию Петровичу. Он
засеменил к двери и не заглядывая в глазок, отпер ее.
За дверью пахучей горой возвышался одетый в тулуп, кустистый и пасмурный
дворник, Яков Филиппович Кудрявый. Глаза его, по обыкновению мутные
синие от количества выпитого, сверкали из-под завшивленных бровей. На
кудлатой его голове дворника топорщилась заскорузлая детская шапка-
петушок.
За спиною дворника ним стояла соседка со второго этажа, женщина лихого
норова, битая и ушлая. Одета она была в желтый матерчатый плащ. Рядом с
нею, хмельной и хриплый, возвышался глухой муж ее, переселенец из
Азербайджана, по слухам, вор-рецидивист. А позади толпились и другие
соседи Мертвецкого, переминаясь с ноги на ногу.
Мертвецкий хмуро глядел на дворника, который, судя по всему, в этой
странной процессии был за главного.
-Тебе чего, Тихон? - глухо осведомился он. По привычке, а также в силу
упрямства он называл дворника Тихоном.
-Тут такое дело, Петрович, - взревел дворник и ошеломленно замолчал, когда
из-за спины Мертвецкого показалась необъяснимо огромная, сомовья голова
его сына.
-Будет тебе, дед, гнилое болото после смерти…-туманно изрек младенец и
спрятался за спиной отца.
Дворник помолчал немного, откашлялся и продолжил:
-Кошка наша, Мурка… Милости просим, просим! - и замахал руками
приглашающе.
-Да ты что, Тихон, совсем сбрендил от водки? - строго спросил Мертвецкий.
Ему было не по себе от смрада, что исходил от дворника.
- Окот у нас, Петрович, окот! - заорал дворник, и толпа соседей за его спиной
зашелестела хором: «Окот! Окот!»
- Ты, Петрович, человек опытный в делах животного мира, - продолжил
дворник, - а потому, изволь спуститься с нами в подвал и подсобить.
- Помилуй, Тихон! Я же и не врач вовсе!
- Анатолий Петрович, - выступила вперед соседка со второго этажа, - у нас
есть основания полагать, что вы с этим делом справитесь компетентно и
профессионально. Пойдемте с нами, дорогой Анатолий Петрович. - За ее
спиной вор-рецидивист оскалился в жуткой улыбке.
Внезапно Мертвецкий решил пойти. В глубине души он надеялся, что котята
все выйдут мертвыми и, возможно, усохшими, а один, самый последний,
полуживым. В мгновение ока Мертвецкий представил себе, как он тихонько
задушит котенка, глядя ему в глаза, и, быть может, узрит частичку великого
Ничто.
- Я только пальто накину, Тихон, - невесть отчего фальцетом брякнул он.
- Не надо пальто, Петрович, - запричитал дворник, испуганный тем, что
Мертвецкий, скорее всего, обманет его и захлопнет дверь перед самым носом,
- Мы тут близенько, да и вечер теплый…
- Сонце нызэ-э-энько, вэчир блызэ-э-энько! - запел-запричитал сосед-
рецидивист, по-собачьи подвывая.
«А, была не была! - подумалось Анатолию Петровичу. - Черт с ним, с пальто!»
- Пойдем, Тихон, посмотрим на кошку твою, - махнул он рукой.
Толпа за спиною дворника одобрительно загудела. Кто-то в задних рядах
поднял повыше маленького ребенка, то ли чтобы малыш увидел Анатолия
Петровича, то ли чтобы Анатолий Петрович увидел младенца.
В мутном гадостном свете одинокой лампы Мертвецкому отчетливо
привиделось, что у ребенка нет головы.
- Пойдем, Петрович, пойдем, - засеменил дворник. Мертвецкий решительно
побрел за ним. Толпа расступилась, пропуская их, и бесшумно двинулась
следом.
Спустившись на первый этаж, дворник засуетился, закряхтел и, зашедши за
угол, принялся деловито отпирать замки и отодвигать запоры на двери
подвала. Замков было три, а запоров два. Были они ржавые и выглядели так,
будто их не открывали вот уж лет сто.
Наконец замки были сняты. Дворник толкнул дверь плечом, навалился на нее
всем телом. Дверь со скрипом поддалась. Мертвецкого обдало теплым
застоявшимся воздухом. Перед ним были ступени, что уходили во тьму
подвала. В нерешительности остановился он, но лукавый дворник уже шагнул
на первую ступеньку и теперь, обернувшись к Анатолию Петровичу, делал
умильные жесты руками.
- Пойдем, пойдем к Мурке! - весело пищал он.
