Время шло, и я попросила разрешения позвонить домой. «И что же, хотите сказать, что позвонили из кабинета следователя?» – «Да не беспокойтесь, найду что сказать». Он разрешил.
– Привет, это я. Мы задержались из‐за моей чертовой статьи, но все хорошо. Не знаю только, когда будем, но сделай дома уборку, наверняка у тебя бардак, а вечером могут прийти гости, хотя зачем они сегодня? Ну всё.
Что стало понятно? Что наше задержание держится в секрете, это раз, обыска дома не было, пока, по крайней мере, это два.
Нас увели в пустую комнату, похожую на класс. Караулили двое. Мы вытащили пирог, предложили и им, они отказались, один спросил: «С какой начинкой?» И, услышав ответ сказал мечтательно: «А у меня теща с морковкой печет». Жизнь становилась нереальной – обыски, рукопись, морковка с тещей, черт знает что. За дверью что-то происходило, по коридору торопливо ходили, шаги множились, тихо хлопали двери. Костя и Дуся были где-то рядом. Что с ними делают?
Юлия пригласили к следователю («Да вы не беспокойтесь, вернется!»). Он вернулся. Позвали меня. Допрос. Был поздний вечер, следователь устал. Я тоже, мы оба халтурили. Он спрашивал вяло: «Вы, конечно, рукопись не читали? И вообще такого рода литературу не читали?» Я отвечала кратко, но почему-то с грузинским акцентом: «Бэзусловно». Он сказал сокрушенно: «Ваш муж отказался сообщить, как к нему попала рукопись. Рукопись антисоветская, все это для него очень плохо, что вы об этом думаете?»
Вопрос идиотский. Отвечаю. «Значит, так и надо. В таких вопросах он не ошибается, можете на него положиться». Следователь смотрел на меня с сожалением. Полагаться на Даниэля он явно не собирался.
Нас снова соединили. У Юлия разболелась голова, лекарства у меня вытрясли из сумочки вместе с бумажками, и охранник – уже другой – выворачивал карманы (свои) в поисках какой‐нибудь полезной таблетки. Что дальше? Нас повели куда-то вниз, открыли дверь. Там была ночь, и мы вышли.
Дома все уже было приведено в порядок, то есть: непозволительная литература удалена, несколько гостей прямо от порога отправлены обратно – мало ли как обернутся события? Но на тот вечер развитие событий окончилось. Мы позвонили Симесам – а они дома! – «Так приезжайте! У меня, кстати, к вам несколько вопросов юридического характера». Ох как мне влетело от Кости! «Что ты по телефону орешь открытым текстом!» Телефон давно не вызывал у нас ни малейшего доверия, но потребность в конспирации на сей раз показалась мне излишней, конечно, я промолчала, изобразив раскаяние: нервы у всех были на пределе.
Они были задержаны. Костя при подходе к месту работы, Дуся перед дверью своей квартиры. При ней произвели обыск, она сразу определила, что незваные гости уже бывали здесь и все знают.
В Перхушкове за нами следили пятнадцатого вечером – занавеска-то прозрачная – и, как ни прискорбно, прослушали концерт наших солистов. Подозреваю, они получили от частушек больше удовольствия, чем я. Именно тогда я понесла еду «большой чужой собаке», надо же выдумать такую чушь – в окно она, видите ли, глядит! На даче гэбэшники, разумеется, бывали в наше отсутствие и про рукопись все знали. Но какова инсценировка!
Статист Алексей, высланный на разведку, доблестный связист-ремонтник с оборванным проводом, наконец, небольшой отряд на столбе, самоотверженные труженики. Операция как при задержании группы вооруженных диверсантов. Коменданта академического поселка так пугнули, что он потом рассказывал страшным шопотом: «Рация у них была!» – судя по интонации, имел в виду пулемет.
У меня всегда вызывал профессиональное любопытство театр КГБ. Исполнители ответственных поручений страсть как любили играть роли, хотя бы и бессловесную роль монтера. Однако вся эта громоздкая постановка была затеяна не только из любви к искусству, но и для того, чтобы в конце концов выжить Каминскую и Симеса из отечества. Охота за рукописью была неплохим поводом, целью было изгнание.
Следующий день рождения Юлия нам не суждено было отмечать вместе: перед ноябрьскими праздниками они должны были отбыть, но до того Костю затаскали по допросам; уходя, он подбадривал Дусю и тайком забирал с собой зубную щетку. Но с допросов возвращался.
