— Я за тобой, — ответил тот, странно поглядывая на этот фрукт, — ты кто здесь? — спросил он у брата, вертя в руках мандарин.
— Чисти и ешь, — сказал брат, — а насчёт того, кто я, отвечу. Я выбрал в жизни свой путь. Я принял их веру.
От этих слов Камбала вскочил:
— Ты... ты... — он даже стал задыхаться, — ты... перешёл к своим врагам? — и, отшвырнув мандарин, схватил его за плечи. — Ты предал нашу веру.
— Да какая наша вера! — он потихоньку стал снимать с плеч руки Камбилы.
В это мгновение дверь скрипнула. Братья оглянулись на звук. Руссинген даже подошёл к двери, открыл её и выглянул в проход. Там было пусто. Зайти за угол он поленился.
— Кому мы и где поклоняемся? А у них! Посмотри, какие церкви. Какие книги! Их пишут умные люди. У них можно многому научиться.
— Чему учиться? — голос Камбилы прозвучал грубо, с вызовом.
Руссинген отступил на пару шагов.
— Камбила, я не узнаю тебя! Ты всегда считался в нашей семье самым умным. Почему ты не поймёшь, что жизнь не стоит на месте?
Камбила с укоризной посмотрел на брата.
— Ты, Руссинген, предатель. Ты предал веру наших предков, которые, избрав своих богов, столетиями чтили их. Ты предал их за это! — он обвёл вокруг рукой.
Келья, если можно было так назвать это помещение, отличалась от других большими размерами и неким богатством в убранстве. Вместо жёстких деревянных ослопов — диво-кресла, мягкие, удобные. Стол, инкрустированный золотом. На столе — фрукты, бутылка какого-то вина, кубки. На постели — тёплое толстое одеяло. В одном углу икона, в другом — столик с зеркалом.
— Нет, Камбила, нет! — энергично запротестовал брат, — я этого не просил. Они меня выходили. Они спасли меня, понимаешь?
Камбила же стоял, как истукан. Руссинген, вероятно, хотел оправдаться и продолжал:
— Я им обязан жизнью. Понимаешь, брат?
Но брат продолжал молчать, осуждающе глядя на него. Потом гневно проговорил:
— Ты... забыл Пунэ!
Руссинген встрепенулся:
— А что Пунэ? Ты думаешь, они умно сделали, что уничтожили себя?
— По крайней мере, их совесть чиста. И они сдержали клятву, которую давали своему Криве.
— Я тоже верил в своего Криве, пока не оказался здесь, не скрою... они много со мной говорили. Когда я встал на ноги, многое показали. И я сам, слышишь, сам понял... — он подскочил к брату и схватил его за грудь.
— Отпусти!
Камбила с силой оторвал его руки и направился к двери. Взявшись за ручку, он повернул голову в сторону брата:
— Я ещё приду. За любой, — он голосом подчеркнув эти слова, — а ты готовься. Об этом расскажешь отцу. Как он решит, так и будет! — сказав, Камбила решительно шагнул к порогу.
— Нет! Камбила, нет! Никуда я не поеду! — вдогонку крикнул Руссинген.
Взволнованный от услышанного, Камбила так резко открыл дверь, что она глухо обо что-то ударилась. Но он этого, похоже, не заметил.
К себе Камбила пришёл весьма расстроенным. С ходу рухнул на лежак и уставился в потолок. В голове почему-то не было никаких мыслей. Была только одна злоба. Он рисковал своей жизнью, а тот...
— Хватит спать! — услышал он над собой чей-то голос.
Открыв глаза, увидел, что перед ним стоит Конрад.
— Ты чё так опустился? — безразличным тоном спросил он, поглядывая на разбросанную одежду, и, не дожидаясь ответа, сказал: — Я к тебе забежал, чтобы спросить: ты не будешь возражать, если я на несколько дней пошлю Егора попасти наших лошадей? На улице потеплело, и магистр приказал выгнать лошадей в поле.
— А, бери! — махнул Камбила рукой и повернулся лицом к стене.
Конрад поглядел на него безучастным взглядом и вышел из кельи. Когда тот ушёл, Камбила поднялся, сел на лежак и стал думать. Теперь в его голове вертелись один за другим разные варианты похищения Руссингена. «Оглушить и вытащить во двор. Атам? — задаёт он себе вопрос. — Там надо пройти охраняемые ворота. Не получается. Пригрозить брату, что убью? Ну и что? При первой же возможности тот может поднять крик. Напоить его, чтобы он как бы заснул и вывести за ворота, но где взять такого порошка? Да и вряд ли получится из-за бдительной стражи». Сколько он ни думал, приходил к одному: надо убедить его бежать вместе, не может же брат так всё бросить, он одумается. От этой мысли у него повысилось настроение.
