Загремела дверь. Камбила вскочил и бросился к ней, но упал. Одна нога оказалась прикованной! Он даже не заметил, что от неё тянется цепь к стене. Вошли трос тюремщиков. Здоровяки, таких поискать. У одного в руках — охапка соломы, у другого — чашка. Тот, кто был с соломой, бросил её рядом с Камбилом, а второй поставил чашку на пол, третий стоял с огромной дубиной в руках.
— За что я здесь? — взревел Камбила.
Но те, точно мумии, промолчали. Хорошо были вышколены за долгие годы.
— Пусть ко мне придёт рыцарь Конрад! — крикнул он вслед им.
Здоровяки даже не повернулись.
Но Конрад пришёл, не то по собственной инициативе, не то ему всё же передали его просьбу. Он остановился шагах в трёх от Камбилы. При любой попытке он бы его не достал.
— Конрад, за что?
Камбила его не узнал. Всегда добродушное лицо его теперь смотрело на него со звериным выражением.
— Ты... ты обманул меня! — начал он. — Ты всё делал, чтобы попасть сюда. Ты... лазутчик! — кипел он от гнева.
— Конрад... да я....
— Нет! Нет! Не называй моего имени. Я больше не хочу тебя знать! — он резко повернулся и пошёл прочь.
— Что меня ждёт?
Эти слова детали Конрада, когда одна нога того опустилась за порог. Он повернулся и со злорадством ответил:
— Суд и смерть!
Конрад не соврал. Вскоре состоялся суд, который проходил в большом рыцарском зале. Узкие стрельчатые окна с решётками давали недостаточно света. Но всё равно он позволял рассмотреть зал. Вдоль окон — длинный стол с деревянными креслами. Стены разукрашены головами добытых животных и увешаны дорогим азиатским оружием. У противоположной от входной двери высится помост. На нём — небольшой стол, за ним — три кресла с высокими спинками. Вот перед этим столом, закованного в цени, поставили приведённого сюда Камбила. Как он ни старался заметить Конрада, ему не удавалось этого сделать. Не то тот прятался от глаз своего спасителя, не то его здесь не было.
Вошёл магистр и с ним ещё двое. Магистр в тёмной мантии с плоским крестом на груди. Он невысок ростом. На голове что-то вроде шляпы, только с весьма короткими полями. Из-под неё виден широкий лоб и редкие брови. Под глазами мешки. Лицо сухое, узкое, с выпирающими скулами. Он подошёл к креслу, небрежно перекрестился слева направо, проговорил:
— Властью, дарованной мне Всевышним и папой, объявляю судилище открытым. Суду предастся прусский дворянин Камбала Гланда, который обвиняется в шпионстве и в желании подорвать силу и мощь нашего ордена. Свидетельствовать по этому делу будет Обно.
Из толпы выступил человек, который показался Камбиле знакомым. «Да он же мне неоднократно попадался навстречу». И тут на память пришло то событие, на которое они почти не обратили внимания. Скрип двери... Да он подслушивал их!
Тог говорил не долго, но чётко, ясно. Видно, что ему было не впервой заниматься подобными делами. Все слушали его со вниманием. Выслушав, магистр, поднявшись, спросил:
— Кто желает высказаться?
Как ждал Камбила того мгновения, когда выступит Конрад. Но, увы! Магистр вынес решение:
— Смерть!
В Москве после двух бескровных побед над Ольгердом и гордецами из Великого Новгорода, которым на коленях пришлось просить мира у великого Московского князя, жизнь пошла своим чередом. А это значит, что несла она и счастье, и горе. Москвитяне уверовали в своего молодого князя: «Весь в отца, в Калиту. Только вот деньгу стал зажимать сильнее отца. Хотя народ бережёт. За это ему поклон низкий». Прошли радости, жди горя. И оно пришло. Горе, большое горе постигло великого князя, не стало его Анастасиюшки. Причём случилось это внезапно. Днём, во время обеда, она была весела. Шутила, озорно посматривала на муженька.
— Сынами-то я тя обеспечила, — говорила она, смеясь, — а вот плохо ты стараешься, чтобы дочурку мы имели!
На что тот, прихлебнув холодного кваску с хреном, обтерев аккуратные усики, ответил, громко смеясь:
— Постараюсь.
Только он это проговорил, как она вдруг ойкнула и схватилась за грудь.
— Что, что случилось? — встревожился князь. — Может, лекаря?
— Да нет, — ответила она, медленно поднимаясь. — Я пойду, полежу. Всё и пройдёт.
