Захваченные мрачной красотой пейзажа, они молча смотрели на широкую водную поверхность, подернутую сизо-лиловой рябью, где мерцало отражение хмурого неба в бледных просветах. Вдали, на другом берегу, над водой навис плотный ряд высоких черных елей, словно образуя неприступную фортификацию. И до самого горизонта виднелись холмы и лесистые плато.
– Можно подумать, что мы в Канаде, – сказал путешественник.
В этот момент отчетливый образ возник в памяти Патриции. Десять лет назад, еще перед несчастным случаем, она стояла здесь и держала руку маленького мальчика.
«Ты когда-нибудь был в Канаде?»
«Нет, – ответил мальчик, – но потом, попозже, я поеду туда. Я видел книги с картинками».
«Не надо говорить „потом“ или „попозже“. Зачем все откладывать на потом?»
Образ постепенно исчез. Она посмотрела на путешественника и тронула его за руку.
– Вы когда-нибудь были в Канаде?
Он покачал головой и засмеялся.
– Нет, но мы сейчас отправимся туда.
Он подкатил ее поближе к воде. Там стояла лодка. Он выбрал ржавую цепь и подтащил лодку почти к ее ногам. Бережно, как М. Франс, взял Патрицию на руки и устроил на сиденье. Она не испугалась ничуть. Да и что могло произойти? Она чувствовала себя в полной безопасности.
Лодка медленно удалялась от берега. Поначалу приходилось погружать весло в илистое дно и отталкиваться. Только через несколько минут он смог нормально грести.
Патриции вдруг страстно захотелось быть необычайно красивой. И отнюдь не только чтобы его обольстить. Почему-то его мягкость и дружеская заботливость вызывали вспышки неприязни в ее общей умиротворенности.
Кто-то на берегу кричал и махал руками.
– Это Франс, – сказала она. – Вернемся. Он, конечно, вне себя. Вечно ему чудится, что со мной что-то случится. Как будто со мной еще может что-то случиться.
Лодка описала длинную кривую и медленно поплыла к берегу.
Как-то во время другого променада Патриция принялась внимательно рассматривать старый дом. Стены в черных, серых и желтых подтеках и разводах порядком удручили ее.
– Надо привести в порядок водостоки. Дожди хлещут, хлещут, и всем на это наплевать. – И, признательно взглянув на своего гида, добавила: – Если бы не вы, я так бы ничего и не увидела, не узнала.
М. Франс появился из-за угла с ружьем за спиной. В сапогах и кожаной куртке он напоминал часового. Молодая женщина закричала:
– Надо починить водостоки. Тебе только и дела, что подглядывать за мной!
Высокий плечистый М. Франс удалился, ничего не ответив.
– Прямо-таки из сил выбивается, все за мной следит. Он говорит, что вы ему не нравитесь, что он вам не доверяет. Понятное дело, привык к одиночеству. Ваше присутствие раздражает его. И чего он боится? Вы ведь не съедите меня, правда?
– По-моему, вы не из тех, кого едят. Скорее, наоборот…
Она с подозрением взглянула на него, задумалась и вздохнула.
– Вы, должно быть, считаете меня сварливой брюзгой?
– Упаси Боже!
Но лгал он неумело. Он действительно так думал. Патриция не обиделась.
– Может, вы и правы. Ведь самое себя трудно разгадать. Иногда мимолетное слово открывает столько неожиданностей в собственном характере. В сердце живого существа гнездится столько мрака!
Он ничего не ответил и приналег на спинку кресла. Зловещим холодом веяло от прогулки больной женщины и ее компаньона в этом заброшенном, унылом, пустынном месте.
– Я бы хотел взглянуть на старую кузницу, – сказал он через несколько минут.
– На старую кузницу? Но она давно развалилась. Откуда вам известно про нее?
– Я прочитал в путеводителе об этой меланхолической и странной области. Расспрашивал здешних старожилов. Вы себе не представляете, как близко мне все это: замок, озеро, лес. Мы здесь словно в другом мире, в другой эпохе, не так ли?
Послышался паровозный свисток. Клуб дыма потянулся над верхушками деревьев.
– Поезд останавливается здесь только по желанию пассажиров, – заметила она. – Но желания нет ни у кого и никогда. Уже сколько лет я жду невероятного, и надежды были напрасны до того дня, когда вы…
Она вновь увидела его с чемоданом на платформе, когда поезд отходил, фыркая и чертыхаясь. Она сидела тогда в углу двора и не смогла скрыть от бдительного М. Франса радостной тревоги. И она помнит: когда путешественник прошел решетчатую ограду и увидел ее сидящей в кресле у корней огромной ели, на его лице отразилось сожаление и некоторый страх.
