Глубокий ров, огражденный ажурной решетчатой балюстрадой, огибал двор замка. По дну этого рва тянулась железная дорога, и над ней висел узкий мостик с каменными парапетами, который уходил в заросшую бурьяном тропинку, пропадавшую в лесу.
Северные стены замка, изъеденные ветром и сыростью, вздымались над большим озером, по берегам которого теснились суровые и мрачные ели.
Этим утром, как, впрочем, и во все другие дни, Патриция велела везти себя в кресле на колесиках в дальний угол двора, что почти нависал над железной дорогой. Отсюда, с расстояния не более ста метров, она могла видеть станцию и всегда пустынную платформу. Поезд останавливался здесь только по просьбе пассажиров. Но никто в этом захолустье не высаживался, и никто не имел намерения уезжать. Когда-то в этих краях производили вырубки и рабочие редко-редко вносили оживление, загружая вагоны крепежным лесом. Но с той поры прошло года два или три, и Патриция – досужая наблюдательница – более никого и никогда не замечала.
Сегодня, однако, ей послышалась в свистке паровоза иная интонация – радостная и живая, возвещающая приятную неожиданность. Ее сердце беспокойно забилось, и, когда она увидела клуб дыма над деревьями, ей показалось, что пульс и дыхание машины изменились. Вот из-за поворота вылетел паровоз, постепенно умерил скорость, остановился… Так и есть… Событие! Кто-то выскочил на платформу – молодой и ловкий человек с чемоданом. Он перекинулся несколькими словами с проводником, посмотрел, как тот взбирается на площадку последнего вагона, и, оставшись в одиночестве, принялся изучать пейзаж.
Кто он такой? И зачем он сошел с поезда в этом месте?
Он повертел головой, принюхался к ветру, словно дикий зверь, чувствительный к малейшему намеку на опасность, и решительно направился к замку. Высокий, в развевающемся легком пальто, в откинутой на затылок шляпе, небрежно помахивающий чемоданом.
М. Франс, должно быть, заметил его, так как прибежал и встал за Патрицией, держась за спинку кресла и всем своим видом выражая готовность к защите. Своей сосредоточенной настороженностью они курьезно напоминали отца и дочь, не знающих, чего ожидать от неизвестного посетителя.
Приезжий поставил чемодан, снял шляпу и дружелюбно улыбнулся. Симпатический ток мгновенно возник между ним и Патрицией, хотя она абсолютно не представляла, зачем он пожаловал в замок. Он, разумеется, мог быть кем угодно – журналистом, художником, агрономом, рыболовом, радиомастером… но прежде всего он был путешественником, человеком, воплощающим для Патриции авантюру, которую бедная девушка бессознательно ждала долгие годы и которая столь неожиданно вспыхнула в ее одиночестве.
Несмотря на скрытую враждебность М. Франса, что угадывалась в молчании, нахмуренном лице, а также в нежелании подчиниться знаку хозяйки и отнести поставленный на землю чемодан, Патриция приветливо встретила незнакомца. Она сразу прервала его объяснения.
– Мы поговорим об этом позже, месье. Гостеприимство – с давних пор главная добродетель нашей семьи. Кто приходит издалека, всегда может рассчитывать на нашу дружбу. Милости прошу… М. Франс, мой мажордом, покажет вам комнату. Желаете ли вы что-нибудь?
М. Франс упорно молчал.
– Видите ли, – начал незнакомец, – я приехал починить затвор водосброса. Сейчас объясню, что мне нужно.
Мажордом моментально успокоился. Он давно уже просил прислать специалиста. Он все понял и решительно схватил чемодан. Он терпеть не мог неясности.
Патриция повернула кресло и посмотрела в направлении замка, куда шагал незнакомец, сопровождаемый М. Франсом.
Она с удовольствием созерцала походку и статную фигуру молодого человека.
Когда они вошли в большое угрюмое здание, на ее лице появилась неопределенная улыбка.
* * *
Несколькими часами позднее путешественник катил Патрицию в ее кресле на колесиках. Прогулка совершалась осторожно, поскольку дорожки не были расчищены – всюду буйствовали сорняки и крапива. Потихоньку они приблизились к озеру.
– Знаете, я Бог знает сколько времени сюда не заглядывала. Прямо-таки экспедиция. Ведь меня катали на площадке перед замком или во дворе. М. Франс слишком занят, чтобы возить меня далеко.