подошвой. Они вообще никакой обуви не носят.
- Ох ты, - сказал милит, приседая рядом, - ведь и вправду. Нежто опять людоед в городе
объявился?
Факел трещал теперь над самым моим ухом и летящие от него искры неприятно
покалывали кожу. Волосы б не подпалил.
- Вот пакость-то, - продолжал милит, - Помню я, как в триста девяностом-то было. Ну,
теперь не будет покоя, пока не спымаем его. Слухи-то быстро разносятся.
- Это точно, - я отстранился и выпрямился, - а второй труп где? В спальне?
- Ага. Тама он. То есть, она. Её он, однако ж, не поел. Понадкусал только. То ли мужики
ему больше по вкусу, то ли он тут наелся.
Я прошел в спальню. Милит шагнул следом, остановился у двери, подняв факел, хотя
надобности в нём уже особой не было: окна спальни выходили на восток, и
разгорающаяся заря заливала комнату нежным утренним светом.
Милит был прав – по сравнению с бедолагой Клювом девушка выглядела
практически нетронутой: только два неглубоких покуса на бёдрах и всё. Убита она была
сильным ударом в шею, причем, убита во сне: глаза закрыты, лицо спокойно, на устах
легкая томная улыбка. При жизни, наверное, она была симпатичной, но смерть уже
наложила на неё свой отпечаток – кожа посерела, лицо оплыло, и под ним явственно
угадывались контуры черепа. Полновата она – Клюва всегда к толстушкам тянуло – а
полные люди после смерти очень быстро теряют человеческий облик.
Крови в спальне почти нет. Похоже, ночной гость первым делом убил девушку, а
потом уже занялся Клювом, которому подаренная фора ничуть не помогла. И вообще,
походило на то, что именно Клюв и был целью неведомого убийцы. Или же… не Клюв?!
Вспомнился мне вдруг капитан, с усилием выдирающий щипцы из тела Константина
Озерного. Может, он узнал, что я ему солгал недавно и решил таким вот образом со мной
поквитаться? Те щипцы, правда, по форме вержьих челюстей сделаны были, но долго ли
новые выковать… нет, ерунда. Не мог он. То есть, мог, конечно – Клюва бы он одолел, и от
завтрака не отвлекаясь, да и выпотрошить того, как куренка, тоже бы не постеснялся –
если бы решил, что это для дела полезно. Но вот чтобы он меня с Клювом перепутал –
этого быть уже не может. Есть еще, конечно, вариант, что капитан за ним сюда и пришёл,
но это тоже маловероятно – откуда бы он узнал, спрашивается?
- Дом, говорите, весь осмотрели? – спросил я, оборачиваясь к гостиной. Милитов опять
стало двое – Авл, бледный, как собственный призрак, стоял в дверях и старательно косил
глазами в сторону, чтобы ничего лишнего не увидеть. Но говорить он пока не решался и
ответил второй:
- Да, господин егерь. Чего тут осматривать-то? Через окно убёг, наверное, лихоимец.
Наверное, так и есть. Распутаю сейчас кровавый клубок следов в гостиной и скажу точно.
Я окинул прощальным взглядом холодеющее тело и пошел в гостиную. Проходя мимо
двери в эркер… ну это я так его называю. На самом деле просто маленькая комнатка с
большими окнами, выходящими на нижнюю улицу. Еще в этой комнатке есть кресло и
маленький столик – а больше там ничего и не помещается. Так вот, проходя мимо двери, я
собирался её открыть, окинуть взглядом комнату и пойти дальше, но не успел я взяться за
ручку, как меня словно холодной водой окатило. И я замер собственным изваянием.
- Гос… господин егерь, - встревоженный голос из-за спины, - что случилось?
Я резко вскинул руку. Тихо!
Тихо, дайте подумать.
Интуиции у нас принято верить. А еще принято её развивать и тренировать, хотя
дело это, скажу прямо, непростое. Дело тут вот в чём. Ничего сверхъестественного в
интуиции нет, она – всего лишь бессознательная реакция человека на то, что он не
замечает. Видит, слышит или ощущает, но – не замечает. Не осознает. А сложность в том,
что реакция-то – бессознательная. Как тренировать бессознательное? Непросто.
Сначала просто учишься давать интуиции волю – обычный человек приучен на неё
особого внимания не обращать. Ну и зачастую, вообще её чувствовать перестает. У людей
