А может, и вовсе не то, у бобров же не спросишь.
Несмотря на запах, ощущение опасности ослабло – похоже, бестия всё же ушла из
дома. По крайней мере, в гостиной никого не было – это я чувствовал абсолютно
определенно, даже несмотря на укутывавший углы полумрак. Никого живого, по крайней
мере. Я, стараясь не наступать в еще не высохшие до конца пятна крови, шагнул вперед и
присел над телом Клюва. Обнаженным, вытянувшимся ничком во всю длину и как будто
еще продолжавшим тянуться куда-то. Круглые неровные пятна причудливым рисунком
покрывали белеющую в темноте кожу.
- Посветите, - не оборачиваясь, сказал я замершим у входа милитам.
Круги огня от факелов накрыли труп и замерцали. Я обернулся. Один из милитов – что
помоложе, смотрел в сторону и приглушённо икал.
- Единого ради, - раздражённо сказал я, - соберешься блевать, сделай это на улице. Тут уже
достаточно грязно.
И продолжил осмотр. Поначалу мне показалось, что я поймал истину за хвост: никакая это
не бестия, это человек! Сумасшедший, конечно. Свихнувшийся на почве
зверопоклонничества – увы, бывает это не так уж редко. Догадка объясняла как запах, так
и круглые, непохожие ни на чьи иные, следы челюстей на мертвенно-бледной коже. Но…
нет. Пусть даже это очень сильный и быстрый сумасшедший – такой, что может голыми
руками одолеть опытного егеря. Но и самый свихнувшийся человек не сможет настолько
широко открыть рот – оставить подобные отпечатки можно лишь раскрыв челюсти так,
чтобы все зубы оказались в одной плоскости. И еще: никакой человек не сможет выкусить
из тела большой кусок мяса вместе с попавшимися под зубы ребрами. Я осторожно
ощупал, уже начавшие подсыхать, края раны в левом боку. Три ребра. Изломы ровные,
почти без осколков – значит, зубы острые и действовал ими их хозяин быстро и с
недюжинной силой. Я осторожно перевернул труп. Из-за спины послышалось сдавленное
хрюканье, потом удаляющийся топот и, приглушенные расстоянием, захлебывающиеся
звуки. Стало темнее, но и света одного факела хватало, чтобы понять, что голодной тварь
явно не осталась.
Из всех бестий до внутренностей очень охочи только урсы, но этот ночной гость
даже не притронулся к мужским органам, до которых те же урсы, например, большие
любители. Зато грудную клетку он разгрыз всю и практически вылизал изнутри. А еще
проломил лоб, (похоже, просто прокусив) и мозг выел. Подчистую вылизал, или нет, не
знаю. Хоть я ко всяким, неприятным обывателю, зрелищам и привычен, но заглянуть в
овальную дыру над провалившимся левым глазом даже у меня не возникло ни малейшего
желания.
- Кто ж это сотворил, а, господин егерь? – подал голос молчавший доселе милит.
- Не знаю, - хмуро ответил я, изучая следы зубов, - не знаю. Что-то новое, никогда раньше
такого не видел.
Милит промолчал, но промолчал очень скептически – даже не оборачиваясь, я отлично
чувствовал его снисходительную усмешку – дескать, тоже мне, егерь – мало того, что
бестию прямо под боком проглядел, так еще и определить не может. Люди егерей любят,
да. Но то обычные люди. Легионеры и милиция относятся к нам попрохладнее – им
кажется, что мы забираем себе слишком большую долю воинской славы и женского
внимания. Ну и ладно.
- А скажи-ка, любезный, у вас тут в округе люди не пропадают? И не бывало ли подобных
случаев?
- Люди-то пропадают, как не пропадать. На то они и люди, а не горы, или, скажем, моря.
Потом находятся, обычно. Бывает - с горлом перерезанным, бывает – с головой пробитой,
а то и вовсе без оной. Но не наполовину съеденным, вот ведь в чём дело, понимаете?
- Отчего ж не понять, - говорю я, а сам головой кручу. Следов нет, вот что меня беспокоит.
Кровью весь пол залит, подойти к трупу, ног не испачкав, просто невозможно, однако ж
звериных следов на полу не видно ни одного. Расплывчатые отпечатки моих полусапожек,
рубчатые следы сандалий и …
- Вас трое было?
- Нет, - милит слегка озадачился, - двое нас с Авлом… вот.
- Тогда выходит, - задумчиво сказал я, - не бестия это. Не носят бестии обуви с такой
