Цикл Романов "Сан-Антонио". Компиляция. Книги 1-30 - страница 146

– Как вы это узнали?

– В число типов, набранных Анджелино, входил Патавян, Это он сообщил нам о Вольфе... Чтобы проверить его сообщение, я подбросил Вольфу фальшивые документы... Это сработало: два дня спустя Патавян передал мне, что их содержание известно Анджелино...

– Патавян должен знать, что готовит итальяшка, нет? – спрашиваю я.

Шеф качает головой.

– Патавян больше ничего не знает... На прошлой неделе его нашли на пустыре с горлом, перерезанным от уха до уха. Очевидно, Анджелино понял, что армянин ел из двух кормушек. На этот счет он шутить не любит... Смерть этого человека прервала всякий контакт между нами и сицилийцем. Поэтому я решил убрать Вольфа. Понимаете?

Он пододвигает ко мне свою шкатулку с сигаретами.

– Угощайтесь.

Эта шкатулка настоящая табачная фабрика. Я выбираю длинную женскую сигарету.

Я закуриваю и, забыв, что нахожусь в кабинете большого босса, разваливаюсь в кресле.

Он уважает мое молчание, как капрал жандармерии свою жену.

– Слушайте, шеф, я предчувствую красивый тарарам в самое ближайшее время. Вольф умер не сразу. Он успел пробормотать несколько слов: «завтра, убьют, Орсей».

Он смотрит на меня с отсутствующим видом, но я его хорошо знаю. Я знаю, что сейчас в его котелке кипят мысли.

– Вы уверены, что он сказал «Орсей»?

– Или «Орсель»... Это его последнее слово, понимаете?

Шеф кивает.

– Он сказал одной фразой: «Завтра убьют Орсея»?.. Что означает, что некий Орсей будет завтра убит? Или произносил отрывисто, с паузами, как человек, борющийся со смертью?

– Второй вариант, патрон. Он пробормотал: «Завтра убьют...» Потом тишина, он уже умирал, а затем открыл рот, как будто хотел закончить фразу, секунду пытался издать хоть один звук, после чего выдавил из себя: «Орсей...» Вот...

Босс играет ножом для разрезания бумаг. Подумав секунду, шепчет:

– Значит, Орсей не обязательно фамилия человека... Это может быть названием места...

– Патрон, вы думаете о Ке д'Орсей?

– А вы нет?

– Я тоже...

Он спрашивает меня таким тоном" каким скорее спрашивают самого себя:

– Какова главная характеристика Ке д'Орсей?

Я отвечаю:

– Там находится Министерство иностранных дел

– Да.

Он резко отталкивает нож.

Это производит сухой щелчок, заставляющий меня вздрогнуть.

Шеф открывает ящик своего стола и достает вечернюю газету.

– Завтра, – говорит он, – на Ке д'Орсей состоится конференция министров четырех великих держав! Сан-Антонио... Если там произойдет заваруха, это может иметь непредсказуемые последствия.

– Вы думаете, Анджелино способен впутаться в политическое убийство такого масштаба?

– Анджелино способен на все. Если у него нет денег, он подожжет весь мир с той же легкостью, с какой вы прикуриваете сигарету. ФБР прислало мне очень красноречивое досье на него!

– Ну и что?

– Мои опасения укрепляет то, что макаронник попросил у Вольфа подробные сведения о наших методах охраны. Я немедленно встречусь с министром внутренних дел... Меры безопасности будут усилены.

Он направляет свой указательный палец мне в грудь.

– Вы пойдете по следу Анджелино. Сделайте все возможное и невозможное, чтобы найти этого субчика. Мы не можем предъявить ему никакого обвинения, но вы должны во что бы то ни стало обезвредить его. Это ясно?

Я давлю сигарету роскошной телки о свой каблук и щелчком отправлю ее в бронзовую пепельницу.

– Вы знаете, где найти эту птичку?

– Не имею ни малейшего понятия...

Я смотрю на него, спрашивая себя, кто этот тип: начальник Секретной службы или грузчик с Восточного вокзала?

Он видит мое немое осуждение.

– Я ведь не Господь Бог, – вздыхает он. И добавляет: – Зато Анджелино сущий дьявол!

Одна вещь меня все-таки успокаивает; дьявол никогда не внушая мне страха. Я даже несколько раз брал над ним верх.

До сих пор дело было абсолютно простым. Анджелино замышляет гадость на Ке д'Орсей. Один гад из наших давал ему информацию; с этим я рассчитался. Здание МИДа тщательно обыщут, меры безопасности усилят, а я. как большой, буду стараться побеседовать с Анджелино. Обожаю разговаривать с бандитами. Супергангстеры – это моя любовь, честное слово! Будь я при хрустах, я бы их коллекционировал.