Карл перешел к дверце шлюза и осмотрел установленный рядом с ней щиток с переключателями. Тут сомнений не возникало, все было написано черным по белому рядом с шестью кнопками: «передняя дверь открыта», «передняя дверь закрыта», «внешний затвор шлюза открыт», «внешний затвор шлюза закрыт», «внутренний затвор открыт», «внутренний затвор закрыт».
Обе створки двери были в положении «закрыто». Пускай так и остаются.
— Как ты думаешь, зачем тут вот это? — спросил Ассад, уже почти готовый повернуть ручку маленького потенциометра из положения «выкл.» в положение «вкл.».
Как хорошо, если бы тут сейчас был Харди! Уж в чем, в чем, а в кнопках он разбирался лучше всех.
— Этот переключатель поставлен после всех остальных, — сказал Ассад. — И почему все остальные сделаны из чего–то коричневого? — спросил он, указывая на коробку из бакелита. — И почему только этот, единственный из всех, сделан из пластика?
Это он верно заметил. Существует столько всяких выключателей разных типов и выпусков.
— Я думаю, эта ручка должна либо останавливать процесс, либо она вообще не имеет никакого значения, — сделал вывод Ассад.
Замечательно сформулировано!
Карл набрал в грудь побольше воздуха. Прошло уже десять минут после его разговора с Хольменом, и неизвестно, сколько еще придется ждать. Если Мерета Люнггор сидит там, в камере, то надо предпринимать какие–то решительные действия.
— Включи ее, — произнес Карл с недобрым предчувствием.
В ту же секунду они услышали, как свист усилился до предела. У Карла оборвалось сердце: он было решил, что они еще больше спустили давление.
Затем он посмотрел наверх и понял, что четыре квадрата с дырочками на потолке — это динамики переговорного устройства. Из них доносился свист, который звучал в камере, и эти звуки способны были свести с ума.
— Что это такое? — крикнул Ассад, зажимая уши.
Довольно трудно объяснить что–то человеку в таком положении.
— По–моему, ты включил переговорное устройство, — во весь голос крикнул ему Карл, а сам поднял голову к квадратикам.
— Мерета! Ты там? — громко спросил он три–четыре раза и затем напряженно прислушался.
Сейчас он ясно расслышал, что это свистит воздух, проходящий через узкое отверстие. Он был похож на тот звук, который появляется, когда приготовился свистнуть. И звук этот лился непрерывно.
Карл тревожно посмотрел на манометр. Стрелка опустилась почти до четырех с половиной атмосфер. Процесс шел быстро.
Он снова позвал Мерету, на этот раз во все горло, а Ассад отнял руки от ушей и тоже позвал. Их общий крик, наверное, мог бы разбудить мертвого, подумал Карл, надеясь всей душой, что такой надобности еще нет.
Вдруг в черной коробке под потолком что–то громко щелкнуло, и на мгновение в комнате наступила полная тишина.
«Эта штуковина наверху управляет выравниванием давления», — подумал Карл и заколебался, не броситься ли ему в первое помещения в поисках чего–нибудь, на что можно было бы залезть, чтобы достать до этой коробки.
И в этот миг из динамика послышались стоны. Такие звуки издают измученные животные или люди в момент глубокого кризиса или горя. Протяжный, монотонный жалобный стон.
— Мерета, это ты? — снова крикнул Карл.
Они замерли, и через секунду услышали звук, который истолковали как «да».
Карл почувствовал, как к горлу у него подступил жгучий комок. За стеной находилась Мерета Люнггор. Пять лет она провела взаперти в беспросветной тоске. Вдруг она сейчас умирает, а Карл не знает, как ей помочь.
— Мерета, что мы можем сделать? — крикнул он.
И в тот же миг что–то с грохотом ударило в гипсовую плиту у противоположной стены.
Карл тотчас же понял, что в гипсовую плиту стреляли из дробовика, и дробь разлетелась от нее рикошетом по всей комнате. В нескольких местах возникла пульсирующая боль, теплые струйки крови потекли из свежих ран. На какую–то десятую долю секунды, которая длилась бесконечно долго, он оцепенел, затем бросился на пол, сбивая с ног Ассада, который стоял позади с окровавленным плечом и соответствующим случаю выражением лица.
Когда они упали, гипсовая плита рухнула вперед, и за ней показался стрелок. Узнать его было нетрудно. Если отвлечься от морщин, которые прибавились на лице за прошедшие годы от многочисленных забот и тяжких душевных переживаний, Лассе Йенсен оставался все тем же, каким они видели его на юношеских фотографиях.
