Через пять месяцев новый великий визирь Махмуд Шевкет-паша (тот самый, что командовал «Армией действия», свергшей Абдул-Хамида) был застрелен на улице Диван-Йолу, когда его открытый автомобиль застрял в пробке. Изрешеченная пулями, не защищенная даже подобием брони машина сегодня выставлена в Военном музее в Харбийе[173] вместе с револьвером пойманного и повешенного убийцы. Об этих экспонатах мне поведал писатель Орхан Памук, большой любитель истории, который в 1980-е годы, по его словам, раз в неделю обязательно посещал Военный музей, расположенный в пяти минутах ходьбы от его дома в Нишанташи.
Осенью 1913 года доктору Нури передали, что в больницу «Тунва» намерен прийти и поговорить с ним высокопоставленный чиновник английской колониальной администрации. Доктор полагал, что речь пойдет о проблемах гонконгской канализации или еще о чем-нибудь в этом роде, но выяснилось, что светловолосый зеленоглазый англичанин желает обсудить итоги Балканской войны.
Османская империя потеряла последние владения на Балканском полуострове, который держала в своих руках четыре сотни лет. Восстали албанцы. Албанское движение за независимость не столько было направлено против Османов, сколько являлось своего рода подготовкой к борьбе с великими державами, которые могли явиться тем на смену. И в самом деле, европейские государства выразили желание создать «независимую» Албанию, которой намеревались управлять сами. (Никто уже не сомневался, что Османская империя доживает последние дни. Вопрос заключался в том, как разделить ее земли между крупными и мелкими соседями.) Было решено, что Албанией должен руководить совет, состоящий из представителей шести стран, а главой нового государства станет князь, выбранный великими державами из числа европейских принцев.
«Каждая держава желает, чтобы именно ее представитель стал албанским князем», – посетовал английский колониальный чиновник. Некоторые албанцы, считая, что англичане – самые надежные покровители, даже хотели пригласить на трон сына королевы Виктории Артура, герцога Коннаутского, генерал-губернатора Канады. Немцы предлагали кандидатуру представителя династии Гогенцоллернов. Среди других претендентов были принц из Румынии и паша из Египта, пытавшийся с помощью поддельных документов доказать, что он родственник хедива и имеет албанские корни.
Доктор Нури уже догадывался, к чему клонит собеседник, но все же осведомился, зачем тот обо всем этом рассказывает.
Однако колониальный чиновник изложил еще не все факты. Министр иностранных дел Османской империи Норадункян[174] заявил англичанам, что поскольку восемьдесят процентов населения Албании составляют мусульмане, то уместнее всего будет, если монархом этой страны станет родственник османского султана. Шехзаде, имевшие основания надеяться рано или поздно занять трон Османской империи, отказались от предложения младотурецкого правительства выставить свою кандидатуру на албанский престол. Даже те ленивые и глупые османские принцы, что находились в самом хвосте наследной очереди, воротили нос от лестного, казалось бы, предложения, по всей видимости следуя примеру родственников. (Одним из таких был композитор Бурханеддин-эфенди, любимый сын Абдул-Хамида, о котором мы упоминали в начале этой книги.) Тогда возникла идея сделать князем кого-нибудь из известных османских пашей албанского происхождения…
Немного помолчав, зеленоглазый англичанин напомнил, что у Соединенного Королевства нет особых интересов в Албании. Однако коли необходимо, чтобы князем этой новой прекрасной страны стал достойный мусульманин, который при этом не вызывал бы отторжения у Запада, то английское правительство предпочло бы видеть во главе Албании не какого-нибудь пустышку-шехзаде, а Пакизе-султан и доктора Нури. К тому же если это предложение будет принято, то и за эпидемиологическую обстановку в стране можно будет не волноваться.
Доктор Нури в ответ повторил сказанное двенадцатью годами ранее консулу Джорджу: в мусульманской стране потомство султана по женской линии не имеет никакого политического веса.
