Однако еще через день, не успели супруги выйти из ландо в Турунчларе, как два затесавшихся в толпу молодых человека лет двадцати громко, чтобы слышали журналисты, дважды прокричали: «Мингер для мингерцев!» – и дали дёру. Потом, когда королева грустно и без всякого удовольствия раздавала подарки, местные женщины пытались ее утешить, убеждая не обращать внимания на глупых юнцов.
Тем не менее Пакизе-султан приняла этот случай близко к сердцу и написала сестре несколько страниц о том, как несправедливо ее обидели, – ведь, став королевой, она каждый день заучивает по двадцать мингерских слов. Она восхищается любовью Командующего и Зейнеп и разделяет их высокие идеалы. И в конце концов, то, что она родилась в Стамбуле и не очень хорошо знает историю и культуру острова, а также обычаи и политические предпочтения населяющих его многочисленных наций и племен, должно говорить не против нее, а, наоборот, в ее пользу! Ибо, будучи иного, чем все, происхождения, она может держать со всеми равную дистанцию и принимать самые беспристрастные, самые верные решения. Ее предки, создатели самого большого и могущественного государства в истории человечества, не пытались уподобить себе народы, жившие в завоеванных ими землях, а, напротив, охраняли их своеобразие и потому преуспели!
Доктор Нури заметил однажды: «Дорогая Пакизе, а ведь, скорее всего, именно по этой причине, из-за того, что ваши предки, Османы, не были похожи на народы, которыми правили, и не слились с ними в единую нацию, их сегодняшние потомки и теряют одну за другой земли и острова, населенные этими народами».
Через два дня в публикующейся на греческом языке газете «Нео Ниси» вышла статья, автор которой Манолис спорил с идеями, высказанными четыре дня назад в конце статьи, напечатанной «Хавадис-и Арката». «Народ Мингера вполне может управлять собой самостоятельно, это доказал наш великий Командующий. Мы не какая-нибудь мелкая, захудалая колония в Азии или на Дальнем Востоке, и нам не нужны правители, неспособные даже объясняться на местном языке, – тем более такие, как османская „принцесса“, чей отец пляшет под дудку международной масонской организации». Затем Манолис обрушивался на расхожее мнение о том, что народ якобы любит королеву, и утверждал, что это не любовь, а всего лишь любопытство, которое не стоит переоценивать, поскольку судьба дочери султана, много лет прожившей взаперти, вызвала бы интерес в любой стране мира. «И вот еще о чем не нужно забывать, – писал Манолис. – Османское государство, в котором женщины заперты в гареме, словно птицы в клетке, и являются рабынями мужчин (в лучшем случае служат украшением дома), государство, где все: и женщины и мужчины – находятся в рабстве у Абдул-Хамида, ни в коем случае не может служить примером для Мингера, ибо мингерская нация и мингерские женщины отныне свободны и их ждет светлое будущее!»
– Этот Манолис оскорбил моего отца и меня! – воскликнула Пакизе-султан. – Сделайте же что-нибудь! Я не птица в гареме и не рабыня в клетке – я королева. И я не желаю, чтобы эту статью прочитал еще хотя бы один человек!
– Дорогая, поверь, если я прикажу изъять эту газету, которую и так никто не читает, из тех трех лавок, где ее продают, об этой статейке только еще больше будут говорить. И пуще всех обрадуется Мазхар-эфенди, который, несомненно, и велел ее состряпать.
– Я королева этой страны, и на престол меня возвела мингерская нация! – не сдавалась Пакизе-султан. – Если меня не будут слушаться, я ни дня более не останусь на троне!
– Прежде всего, как велит ислам, вы должны слушаться своего мужа, – улыбнулся доктор Нури.
Пакизе-султан рассердилась: ее оскорбляют, а муж пытается свести все к шутке и глупо ухмыляется! Даже собственный супруг не желал ее слушать, и это выводило ее из себя больше всего прочего. В тот день они долго спорили и, разобиженные друг на друга, следующие два дня никуда не ездили. Всеми делами правительства и так занимался глава Надзорного министерства. На третий день по предложению королевы, которая слишком любила эти прогулки, чтобы надолго от них отказываться, решили наведаться на самую симпатичную улочку тихого, спокойного и безопасного квартала Дантела, откуда открывался замечательный вид на море. Известили чиновников, охрану и журналистов.
