Что можно сделать, когда сделать уже ничего нельзя - страница 34
Еще один случай из жизни. Обычный осенний день. Я спешила на работу и подошла к автобусной остановке недалеко от дома. Там стояли три женщины. Две из них, пожилая белая женщина с седыми волосами и афроамериканка лет сорока, разговаривали между собой. Я и не подозревала, что мной заинтересуются, однако ко мне обратилась пожилая: «Скажите, что это у вас за надпись на куртке?» Я объяснила, что это лозунг Out of the Darkness («Из тьмы») и что как участница такого похода, собравшая несколько сотен долларов пожертвований от родных и друзей, я получила право носить эту памятную куртку. Женщин мое сообщение затронуло. Оказалось, что у пожилой американки погиб сын от передозировки наркотиков или лекарств, то есть, по всей вероятности, он покончил с собой. Еще один ее родственник застрелился. У афроамериканки повесился двоюродный брат. И тут еще я со своим горем. Пожилая американка захотела побольше узнать об организаторах похода, попросила у меня их номер телефона. Выяснилось, что она работает в одной из общественных организаций и привыкла помогать людям. Дочь у нее долгие годы лечится от депрессии… Я же подумала о том, как все-таки удивительно и странно: самоубийство выходит за рамки обыденного, ломает наши представления о дозволенном и, казалось бы, это редкое явление, а тут из четырех женщин, стоявших на остановке (четвертая не принимала участия в нашей беседе и стояла в сторонке), три испытали ужас утраты близкого человека, намеренно ушедшего из жизни.
Вообще-то западному обществу свойственна большая открытость по отношению к проблемам психических отклонений и аномалий. Коллега как-то рассказала мне о том, как психически заболел ее брат, другая коллега не скрывала, что ее сестра находится в психиатрической лечебнице. Знаменитая американская писательница, автор любовных романов Даниэлла Стил написала книгу о своем сыне, который был болен маниакальнодепрессивным расстройством, и о том, как он ушел из жизни из-за передозировки наркотиков; описала страшную коварную болезнь, изуродовавшую ее сына, и как она до последнего момента боролась за него. Но это американцы. Наши же эмигранты (и не только наши!) опасаются, чтобы, не дай Бог, кто-либо узнал, что их близкие или родные больны психическими заболеваниями. Я их не осуждаю и очень хорошо понимаю, откуда идет этот страх: перед нечуткостью окружающих, непониманием, возможной унизительной жалостью и т. п. Многие скрывают, что их близкие покончили с собой. Чувство стыда и позора в данном случае очень распространено и касается сознания людей, воспитанных в рамках не только русской, но и других культур. Но насколько реально исцелиться, не преодолев психологический барьер, который запрещает нам говорить о самом больном и страшном? Самоубийство, как и психические заболевания, как и домашнее насилие и многие другие темные стороны нашей жизни, принадлежит к темам, загнанным на периферию не только общественного сознания, но личного. Человек, с которым произошла подобная трагедия, замыкается в себе, словно зверь, заползающий в берлогу зализывать раны. Когда беда стряслась в нашей семье, помню, моя мама не хотела выходить на улицу: ей было стыдно. Она так и не вернулась в группу английского языка. Как она могла не уберечь своего сына от такого шага? Чувства вины и позора не оставляли ее долгое время. Да и сейчас, 15 лет спустя, невзирая на все, прочитанное ею по этому поводу и написанное ее дочерью, на наши сотни бесед, она нет-нет да и скажет, что родители виноваты, что, дескать, не углядели, не уберегли.
«Из тьмы – к свету» – таков лозунг пешего похода. Протянуть руки своим близким и далеким, рассказать о своей боли – это не панацея, но дорога, помогающая спастись самому и помочь другим. Никого нельзя понудить к откровенности помимо его или ее воли, до всего надо дозреть, в том числе и до того, чтобы вылезти из собственной скорлупы одиночества к людям, явиться беззащитными и страдающими, какими мы предстаем перед Творцом в молитвах. Справляться с горем в одиночку под силу титанам. И даже из них не каждый на это способен.
