Ведь я лежу под вазою,
Гуляя по земле.
Не зная об этих строках, я написала: «душа моя зарыта там, где мой брат», соответственно моему мироощущению.
Я чувствовала свою огромную вину в том, что не прибежала на помощь, зная, что он в ужасном настроении, не «теребила» его разговорами, не пыталась дознаться до глубин чувств и планов моего брата.
Все мимо, мимо, мимо, мимо,
неумолимо и незримо
меня относят от тебя
заботы дня.
Прости за то, что не сумела
и просто недопоняла.
Разбросанность моя, незрелость,
дела, дела.
Прости за то, что мне наскучил
холодно-отчужденный вид,
что не смогла сестрою лучшей
тебе я быть.
Мой близнецово-половинный,
что могут выразить слова?
Прости меня, родной, любимый,
что я жива.
После смерти Вадика меня преследовало абсурдное чувство, что его душа рядом и наблюдает за мной, одобряя или осуждая. Птица ли сядет рядом, бабочка вспорхнет – все казалось вестью о нем, знаком его незримого присутствия.
Прежде
ты занимал
места немного:
не точка, но
нечто вроде кружочка,
учитывая биополе,
может быть, шара…
Теперь же —
карма на то или кара —
ты везде,
где я,
следом, следом,
послушнее тени,
за каждым движеньем,
за каждым словом моим
следя.
* * *
Все о тебе, все о тебе…
Плющ на земле, самолет в синеве,
Шорох зеленый, оранжевый зной
Мне говорят, что тебя нет со мной.
Вешней природы слепая краса
Несправедливостью режет глаза.
Буду стареть, одиноко скорбя,
Что никогда не увижу тебя.
* * *
Думала о тебе и вижу:
Бабочка на асфальте
Крылышками трепещет.
Положу ее на траву.
Может, это весть о тебе?
Чувство физической боли. Ощущение удара. Я читала, что потерявшие близких чаще жалуются на физическую боль. Врачи не удивляются. Я жаловалась врачу на боли в сердце, возможно, метафизические?
Как ты мог уйти так рано?
Как ты мог уйти?
Ноет, ноет, ноет рана
у меня в груди.
Узы любящие – путы.
Не доверил боль
никому ты, никому ты.
От себя ушел.
Не стерпела униженья
гордая душа,
Суд безжалостный, последний
над собой верша.
Я всегда любила брата, но до потери я никогда в такой острой степени не чувствовала, как он необходим, какое это счастье – знать, что у меня он есть, как важно было его физическое присутствие в мире, пусть и не рядом.
Только братья и сестры понимают, что такое жить в определенной семье, только они объединены общим прошлым и воспоминаниями, которые никто в мире не сможет разделить и понять. Чувство братской и сестринской любви для меня – святое. Это любовь в чистом виде – чувство близости и желание добра родному существу. Не сомневаюсь, брат меня любил, как и я продолжаю любить.
Наши отношения не кончаются смертью любимых. Брат всегда со мной. Мой любимый, единственный, Маленький принц, сокровенная часть души, которой лишилась…
Люди воспринимают самоубийство близких как свидетельство того, каковы они сами и их отношения с покойным. Словно студентка, я чувствовала, что провалила экзамен на жизнь, была плохой сестрой. Вадик бросил меня – я это заслужила.
Чувствовала суеверный ужас: мы прокляты и обречены на страдания, раз «такое» случилось. На родительском доме печать проклятья, мы замараны позором до конца наших дней.
Моя жизнь раскололась на две половины, которые никогда не воссоединятся. До и после ЭТОГО. Случившееся казалось дурным сном, который окончится – и все будет, как было.
Досадовала, что он лишил меня возможности капитуляции перед жизнью, приковал меня, как Сизифа, к своей доле, и отныне я обречена стареть, болеть, переносить утраты, а он навеки останется молодым, не знающим ни о чем плохом, что может принести будущее.
Мне остается удел —
кариатидой слепой —
кто б осмеять посмел? —
дом подпирать собой.
Каменным сим столбом,
зубьями скрежеща,
чтобы не рухнул дом,
что на моих плечах.
Слабый брат, не Атлант.
Выдержать ты не сумел
мой сизифов наряд,
глыбовый мой удел.
Из-под каменных век
вам не увидеть слез.
Буду я в дождь, и снег,
и в жару, и мороз.
Трещины на руках.
Буду стоять. Пока.
Однажды увидела Вадика во сне за праздничным столом. Отведя его в сторону, наподобие церковника, судящего грех, заявила: «ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ!» Проснувшись, покаянно осознала, что ни вопроса ему не задала, ни прощения не попросила, а как прокурор, перстом указующим заклеймила, как в детстве, когда вместе с родителями обвиняла в проступках и негодовала…
