Что можно сделать, когда сделать уже ничего нельзя - страница 18

Все, кого коснулась трагедия, начинают вопрошать, что они не сделали или сделали не так, как надо, как они могли бы изменить ход страшных событий. Говорят, муки покончившего с собой кончаются с его гибелью, но нескончаемы муки живых. Начинается самоистязание, вопросы к самим себе, грызущее и разъедающее душу чувство вины, которое является одной из причин, почему родные и близкие самоубийц сразу попадают в группу суицидального риска. Часто самоубийство становится последней точкой страдальческого пути не только для тех, кто покончил с собой, но и для их близких. Как после смерти тяжелобольного его близкие испытывают облегчение, так и в случае самоубийства люди могут испытать подобные чувства и еще строже казнить себя за них.

У суицидальной личности искажен взгляд на действительность. То, что нам представляется разрешимым, им видится как проблемы, не имеющие выхода. Кто-то мудро заметил: самоубийство – окончательное решение временных проблем.

И в этой связи мало могут объяснить записки, оставленные близким. Чаще люди просят никого не винить в их смерти, утверждают, что все безнадежно, нет иного выхода, то есть добавляют еще больше тумана в оглоушенное сознание близких. В ряде записок можно выявить ненависть к себе или другим, любовь, стыд, страх перед наступающим приступом безумия или чувство, что без них будет лучше, то есть чувство обузы^>[33]. В большинстве случаев никаких записок не остается. Возможно, из-за глубокой депрессии.

Брат сказал мне незадолго до происшедшего, что он даже анкету заполнить не в состоянии, после чего я забила тревогу, и мы хотели его вести к психиатру, но он отказался.

Лидия Чуковская вспоминает слова Марины Цветаевой незадолго до гибели: «Вы не представляете, до какой степени я беспомощна. Я раньше умела писать стихи, но разучилась». «Разучилась писать стихи, – подумала я, и – это, наверное, ей только кажется. Но все равно – дело плохо. Так было с Блоком… незадолго до смерти»^>[34].

Мы можем сколько угодно обвинять себя, но факт остается фактом: люди, покончившие с собой, сделали этот выбор самостоятельно. Хотя о выборе в данном случае можно говорить лишь условно: сознание страдальцев было искажено и они перед самоубийством неадекватно воспринимали реальность.

Гнев

На судьбу, на Бога («Как он это допустил»), на врачей, близких, на себя, на умершего. «Это несправедливо!», «Я не смогу смириться с этим!», «Почему это случилось именно со мной?!»

«Гнев может быть немедленной реакцией, но он играет необходимую роль в скорби по умершим. Близкие покойных часто опасаются сердиться на своих любимых, боясь, что если они начнут, то не смогут остановиться, что они ранят себя и других, и другие будут считать их слабыми или ненормальными. Сердиться на умершего кажется предательством, но вы же сердились на своих близких, когда он или она были живы. Это нормально – выражать гнев подобающим образом. Гнев не означает, что любовь окончена. Он означает, что оставшиеся глубоко скорбят, что их любимый не с ними»^>[35].

Светлана Аллилуева писала Нине Лобановой-Ростовской, узнав, что ее сестра покончила с собой в Париже. «Линда Келли сказала, что твоя сестра в Париже умерла трагически – и я знаю, что будет пустота в твоей жизни… Всегда так печально и страшно, когда кто-то выбирает такую смерть – это определенно случай какого-то мгновенного сумасшествия, о котором некто (я уверена) сожалеет в секунду сознательного размышления. Те из близких, которые оставлены, – остаются в ужасе и неверии – но слишком поздно – и на самом деле их вмешательство ранее не могло бы изменить то, что было решено теми, кто совершил акт насилия. Шестьдесят лет после того, как моя мать сделала то же самое, я все еще не могу понять – принять – простить – это. Меня волнует то, что она была одной из наиболее любимых людей для меня – и что я, даже сейчас, не в состоянии понять ее. Если бы она только знала степень ужасного разрушения, которому она подвергла других вокруг себя, она, наиболее вероятно, остановилась бы в последний момент»^>[36].

Гнев может быть обращен и на друзей, неуклюже пытающихся помочь, когда даже невинные замечания могут ранить и рассердить в горе.