Четырнадцатый апостол - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

Я не помню себя.
Это значит, что сам я себе не настолько и нужен.
Но любить, не любя,
Лучше выспренной грусти на завтрак и ужин.
Море – это слеза.
Но, в отличие от моих слёз, в нём ни капли фальши.
Посмотри мне в глаза,
Ты тоже не хочешь, чтобы стихи писались и дальше.
Я выступил к башне.
Не затем, чтобы вниз, высокомерной рожей…
Разбившись однажды,
Я самый нелепый раб твоей рифмованной пашни.
Смогу ли поверить в тебя и снова взлететь, Боже?
Не важно…

«Дождь, заливающий старый Котор…»

Дождь, заливающий старый Котор
Так, точно кровь вымывает из жил.
И я, словно раненый черногор,
Опозоренный тем, что себя пережил
На долгих семнадцать лет или зим,
Поскольку – положено до тридцати!
А я задержался, и клоунский грим
Навеки становится клеймом моим.
До тридцати я обязан был лечь
В чёрную землю между камней.
Нарваться на пулю или на меч,
Но оборвать монотонность дней.
До тридцати – сыновей и дочь!
До тридцати – дом в горах и вино.
До тридцати – целовать ночь
С неполной луной, уйдя на дно
Бока Которской! Турецкий флот
Зубы сломает о мой хребет,
Мне, как все пишут, сегодня прёт!
И смерть поправляет на лбу берет
Чёрный, с красным и золотым.
Все наши герои уснули здесь.
Слава – пороховой дым!
Родина – совесть, судьба и честь!
В чёрных горах я найду приют.
В синее небо душа вспорхнёт.
Когда-нибудь, ясно, меня убьют,
Так будет, и чуда не произойдёт.
Но если Богу угоден каприз,
Допустим, на небе нет больше мест.
Пусть сбросит к святому Луке, вниз,
Держать на плече черногорский крест…

«Пенелопа тебя не ждёт…»

«Пенелопа тебя не ждёт…»
Не страдает, не пьёт, не пишет.
Пенелопе не нужен мёд,
Её мысли светлей и выше.
В них восходы и первый снег,
Запах роз и сонет Шекспира.
В них дыханье нездешних нег
И нездешнего мира лира.
Её так утомил прибой,
Ей так скучно смотреть на море.
Пенелопа живёт собой.
Это данность. Это не горе.
И когда ты сойдёшь в порту
На родную землю Итаки,
Постарайся забыть на борту
Свои принципы или страхи.
Эту женщину надо вновь
Завоёвывать жаром сердца.
Невозможно поймать любовь
В кошельковую сеть сестерций.
Пенелопа тебя не ждёт.
Не ищи в ней ключи от рая.
Поцелуй, как прощанья лёд.
Море, парус и Навзикая…

Пиросмани

Если пытаешься понять эту страну,
То сначала выучись, как батоно Нико,
Окунать кисти рук своих в тихую старину
И завязывать слёзы на узелок.
Рисовать не красным, а чёрным вином.
Особенно небо! Чтоб знать его истинный цвет
Над пенным Кахети с опрокинутым дном,
Ты должен от гари отмыть рассвет.
Пойти меж рядами пирующих кинто,
Ни на миг не показывая, как хочешь есть.
Спрячь кусок лаваша под своё пальто
И старайся как можно дальше отсесть
От любого знамения на край земли,
Где гуляют по лесу олени, неся рога,
Где давно позабыты святые слова молитв,
Беспощадно меняя тембр, логику и берега.
Привыкай к аромату продажных роз,
Связанных с нежным именем Маргарита.
Завяжи с современностью. Не принимай всерьёз
Это пошлейшее, киношное «чито-дрито».
Оплачивай каждый упрямый шаг в вечность.
Пей бессмертие с хрупкого виноградного листа.
Выкупи хриплым кашлем право на человечность,
Каждой буковкой подписи на уголке холста.
Прими всю эту землю, всю вековую грусть её,
С её высокими песнями, наперекор судьбе!
У престола Всевышнего – моли простить Грузию,
На долбаном английском молящуюся о тебе…

Венеция

Я никогда не писал об этом городе ни строки, и напрасно,
Поскольку последний великий поэт, здесь склеивший ласты,
Любил чёрный юмор, наглеющих чаек стихами кормя
с руки.
А рифмы его так метались, словно отчаявшиеся мотыльки
В своём вечном стремлении суицида и смерти на острие свечи,
В закоулках Сан-Марко, распускающего магические лучи,
От серебряных лож до свинцовых туч над поникшею головой
Того, кто не сам покинул родину, но и здесь не нашёл покой.
Потому что в этом городе, увы, этого слова попросту нет.
Есть только Смерть в чёрной маске, спешащая на обед,
Есть белый Доктор, который приходит, чтоб ей помочь.
Есть Кот, он разный, он сам по себе и предпочитает ночь.
Есть Дон Жуан, который при шпаге и в красивом плаще,
Есть Коломбина – любовь, флирт, игра на грани и вообще.
Меня в нём нет. Даже если сегодня на узеньких улицах есть я.
Что делать, но каменный лев с распахнутой книгой не мой маяк.

стр.

Похожие книги