Четырнадцатый апостол - страница 10

Шрифт
Интервал

стр.

Наговорить, дорисовать, посметь…
Чтоб сердцу, распирающему клеть
Охранных рёбер, вырваться – и петь!
Растерянность диктует свой подход
К разбросу слов и двуединству нот.
И только небо не прощает взлёт.
И лишь земля
            всезнающая
                        ждёт…

«Я надеюсь не взять с собой ничего…»

Я надеюсь не взять с собой ничего.
Мне в этом мире принадлежит мало.
Рама спины скорей от отца моего,
Упрямство от мамы. В общем, хватало
На хлеб, на пряники и на плюшки,
В зависимости от каприза судьбы.
Старинные ёлочные игрушки,
Не хуже меня разбивавшие лбы
Об эту реальность, ждут за чертой.
Но я не спешу, это их проблема.
Покуда список грехов моих – черновой,
И что перевесит, ещё дилемма…
Стихи, картины, любовь, клинки,
Герои книг, количество чёрной боли,
Вешней сирени опадающие лепестки,
На каждую слезинку – количество соли,
На поцелуй – градусность тепла,
На каждую сталь – глубина пореза.
Ты мне отдала – всё, что могла.
Я отдал тебе всё, что не из железа.
Только поэтому не сердце. Увы, нет.
Его расплавят в шрапнельные строки,
И голову склонит чужой рассвет,
Когда ими зарядят пушки на юго-востоке.
Что я о себе ни думал, кем бы ни числил,
Перед кем не сумел искупить вины.
Пусть это будет самый последний выстрел,
Которым ангел объявит конец войны…

«Зима подобна гравюре…»

Зима подобна гравюре –
Чёрное или белое.
Печаль моя, факто де-юре,
Сердце заледенелое.
Куда я, зачем, милая,
От губ твоих уезжаю?
Боль из груди не выломать
И злобой не выйти к Раю…
«Любовь искупает грешников»,
Согласно строке хадиса.
Смерть ищет в доспехах бреши, и
Её дыхание – близкое…
А хочется взять твою руку,
Шагнуть в небеса вместе
И вместе петь про разлуку
Отчаянно храбрую песню!
Парить в голубом просторе,
Нащупывать Путь Млечный…
Туда, где лето и море,
    где наша любовь – вечна!

Аббас-Мирза

Белая рукоять её, сделанная из кости,
Ложится в ладонь с последующим «прости».
И в заточке мягко блеснёт бирюза,
Когда катится капля, но не слеза
По щеке её, кованной где-то в горах,
Где есть слово «честь» и нет слова «страх».
Потому что трусливые не живут
Ни вчера, ни сегодня, ни там, ни тут.
Та же алая капля, преддверье реки,
Когда тело падает со стуком глухим,
И речная волна красит алым песок,
И закат сам себе стреляет в висок,
Чтоб не видеть улыбки в её глазах,
Где в щербинках стали Аббас-Мирза
Режет воздух над осенью на куски,
На пласты, на стружки, на лепестки.
И в единую сущность упрямо множит
Сталь и кость, и мою заскорузлую кожу.
Потому что пока в мире есть лоза,
Пока солнце щурится на образа,
Пока луч изгибающегося клинка
Ещё держит в два пальца моя рука.
Пока небо не вычернило окоём –
Если мы умрём, то умрём вдвоём!
И её, о колено сломав, ребро
Кинут в гроб, как архангелово перо.
Навсегда обнажённую, без ножон,
Словно самую преданную из жён.
От зимы до зимы, от весны до весны
Тихим шёпотом рассказывать мне сны.
А пока дремлет в вымышленной оферте
В чёрных ножнах утопленное бессмертье…

«Всего три буквы затертые – ККВ…»

Всего три буквы затертые – ККВ…
Три слова, за которые всех к стенке!
В этой стене, словно во вспоротом рукаве,
Нашли его гордого в глиняном застенке.
Так ранее убирали невыгодных сыновей,
Замуровывали тихо в тюрьмах и гротах.
Остов безвестной хаты, степной суховей,
Тополя, одинокие, как брошенная пехота.
Рваное знамя заката, разлитое во всю ширь,
Красное с чёрным гордо взвилось и пало.
В жадный век, когда мир ополчился на миръ,
Силой сваливая монархию с пьедестала.
Чья уверенная, наломанная в бою рука
Под жёлтую глину прятала старую славу?
Кружились снежинки белые с потолка,
И дрожали полы, заслышав казачью лаву.
А кто тогда первым переступил порог?
Во тьму – что с молитвой, что сквернословя…
И как только нас прощает Господь Бог?!
Со звездой во лбу и ладонями в братской крови,
Под далёкие крики детей, стариков, жен
Закрыть эти страшные, вырванные страницы.
…Я тоже порезал руку, вытаскивая из ножон
Холодную память давно отпылавшей станицы…

«Было дело под аулом у реки…»

Было дело под аулом у реки.
Шли в атаку родовые казаки
И полковник Селиванов-молодой
Поманил меня ухоженной рукой.
Дескать, видишь, вон стоит столичный хлыщ,
Кучерявый, модный, тощий, словно дрыщ!

стр.

Похожие книги