— Вы нам очень помогли, — искренне поблагодарила его Рейли. — Будем надеяться, нам повезет.
В качестве дополнительной меры предосторожности Свэггер не воспользовался указаниями директора музея, а составил другой маршрут. По указанному адресу они с Рейли нашли склочного старого льва с седой гривой, который к своему преемнику не испытывал ничего кроме бесконечного презрения — «молодой кретин, он даже не украинец!», однако кое-какие картины у него действительно имелись, вынутые из рам и свернутые в трубку, давным-давно забытые. Старик начал какой-то долгий рассказ, и Свэггер делал вид, будто внимательно его слушает, поскольку старик вообразил, что американский гость его понимает. Но вот наконец настал черед того, ради чего они сюда приехали.
Старик развернул на столе в гостиной старый-престарый сверток, покрытый толстым слоем пыли. Его жена фыркнула и сморщила нос, видя такое осквернение своего дома, однако супруг не обратил на нее никакого внимания. Один сверток, пять холстов, писанных маслом; старик аккуратно развертывал их и раскладывал на столе, один за другим. Сразу стало понятно, почему власти сталинской эпохи посчитали нужным их уничтожить: для тоталитарного сознания они были слишком правдивыми. Здесь не было и намека на глянец социалистического реализма. На первой картине была изображена зверская расправа эсэсовцев над евреями под Коломыей, а может быть, под бывшим Станиславом, впрочем, это не имело значения, поскольку подобное происходило во многих местах оккупированной немцами Украины. На второй изголодавшаяся крестьянка со скорбным лицом жестом прогоняла санитарку, пришедшую ее накормить. Полностью обессилевшая, она уже потеряла волю к жизни и хотела поскорее умереть. На третьем полотне пылала деревня и повсюду были раскиданы трупы. Яремча? Вряд ли, поскольку гор рядом не было. Это могла быть любая украинская деревня в любой год с 1941 по 1944-й. На четвертой картине пятеро партизан болтались на виселице, и больше ничего. А на пятой партизаны расстреливали немецких военнопленных. Зрелище было жуткое, немцы умоляли о пощаде, а партизаны поливали их очередями из автоматов.
— Ничего, — пробормотал Свэггер. — И это все?
— Вы спрашивали о картинах, — ответил старик. — Да, картины все. Но есть и другие предметы с изображениями. Так называемые народные ремесла, в социалистическом реализме для них не было места. Понимаете, простые крестьяне рисовали на чем угодно. На ткани, на керамике, на дереве. Кое-что у меня есть. Совсем немного.
— Если вам не трудно, нам бы хотелось посмотреть.
Старик принес старый кожаный чемодан, весьма потрепанный, скрепленный ремнями. Ему потребовалось какое-то время, чтобы отпереть замки, расстегнуть ремни и открыть чемодан. Он начал доставать предметы и класть их на стол. Это была коллекция грубых и убогих поделок, выполненных любителями. Свэггеру даже показалось, что от них веет духом американских индейцев, вроде картинки, изображающей битву у Литтл-Бигхорна[28], но только с точки зрения сиу, по-детски наивной и в то же время изобилующей кровью.
Две пахнущие плесенью вышивки, на которых партизаны и немцы стреляли друг в друга. Фарфоровый горшок с горящим немецким танком. Героический триумвират трех штурмовиков Ил-2, летящих в плотном строю, на тарелке, рисунок неважный. И наконец, еще одна тарелка.
Свэггер долго смотрел на нее, стараясь отыскать смысл в запутанных линиях и сумбурной композиции, нарушающей все законы перспективы, и, наконец, ему удалось найти нужный ракурс. Он увидел, что на тарелке был изображен стрелок, припавший на колено среди деревьев, пригнувшийся, сосредоточенный, полностью отдавшийся своей нарисованной схематически винтовке, а где-то вдалеке, у какой-то сетки, стояли три фигуры, и над всем этим парили пушистые облака. Локи стреляет в Тора[29] в Вальгалле? Вильгельм Телль, сменивший лук на винтовку, убивает в Швейцарии австрийского наместника Гесслера? Что это могло быть?
— Кто-то в кого-то стреляет, — пробормотал Боб.
Он мысленно отметил, что все пропорции были нарушены, а художник совершенно не разбирался в строении человеческого тела, и если хорошенько присмотреться, ствол винтовки не совмещался с целью, которая, как Свэггер теперь разглядел, представляла собой пешеходный мостик.
