Так, тут что-то знакомое. Где он это уже видел? Глубоко в подсознании Боб совмещал точки, проводил параллели, устанавливал связи.
— Это случайно не?.. — начал было спрашивать он, и тут его осенило. Сетка изображала подвесной мост, перекинутый через Прут у водопада, над которым поднимались облачка тумана, и все это там, где раньше была Яремча. Три фигуры — цели на мосту. Свэггер перевел взгляд обратно на снайпера, разглядел на голове светлое пятно и в то же мгновение сообразил, что это должны быть светлые волосы.
— Это Мила, — уверенно произнес он. — Господи Иисусе, она все-таки сделала свой выстрел!
Гостиница «Берлин»
Станислав
Июль 1944 года
— И правильно ли я понимаю, мой дорогой гауптштурмфюрер, что хотя вы считаетесь признанным знатоком хороших вин, сами вы капли в рот не берете?
— Совершенно верно, господин генерал, — подтвердил Салид бригаденфюреру Мюнцу, командиру 12-й танковой дивизии СС, — это действительно так. Моя вера запрещает употреблять спиртное. Такова воля Аллаха. С другой стороны, для любого араба обязанность принимать гостей — почетная. Так как же совместить эти кажущиеся противоречия? Моему отцу, человеку могущественному и влиятельному в Палестине, пришла в голову блестящая мысль: он поручил своему сыну узнать о вине все, что только можно, и тем самым получить возможность принимать искушенных европейцев в нашем доме так, как они привыкли, чтобы они при этом также чувствовали тепло палестинского гостеприимства. Я взялся за порученное дело со всей ответственностью. Когда в восемнадцать лет я приехал в Германию, чтобы учиться и еще больше укреплять связи между нашими народами, я смог выкроить время, чтобы продолжать заниматься любимым делом.
Молодой офицер был душой общества. Даже нацистов тянет к звездам, а Салид был самой настоящей звездой. Худощавый и привлекательный, в элегантном черном мундире с двумя молниями в петлице рядом с изображением ятагана, символом 13-й горнострелковой дивизии, в наглаженных бриджах, сапогах, начищенных до блеска, в белоснежных перчатках, с церемониальным кинжалом, сверкающим в свете свечей, озаряющих сад гостиницы «Берлин», лучшей в Станиславе, он являл собой образец мужской красоты и экзотики, но в первую очередь его выделяла феска. Кроваво-красная, со стилизованным орлом, распростершим крылья и сжимающим свастику, над белым эсэсовским черепом с костями, украшенная щегольской красной кисточкой, она придавала Салиду сходство с восточным владыкой, воином-принцем из страны великой белой пустыни. И тот факт, что на его счету имелось множество убитых евреев, определенно являлся большим плюсом.
— Значит, сегодня вечером вина выбирали вы? Это было до или после того, как вы уничтожили в горах отряд бандитов Бака?
— На самом деле после. Мы вернулись с задания, я вошел в гостиницу и обнаружил винный погреб, до сих пор не тронутый превратностями войны. Не могу сказать, что собранная здесь коллекция представляет собой что-то из ряда вон выходящее: неплохо представлены красные французские вина, белые немецкие — похуже, и есть кое-что весьма интересное. Полагаю, вкусовые рецепторы подарят вам своеобразные ощущения.
— Ганс, Ганс! — окликнул бригаденфюрер доктора Гределя. — Где ты нашел этого парня? Он просто прелесть!
Здесь присутствовало все руководство комиссариата, разодетое в соответствии с последней нацистской модой. Это были могущественные люди, администраторы и военачальники, повелители всего того, что осталось от принадлежавшей рейху Украинской империи. Рядом с черными парадными мундирами СС можно было увидеть безукоризненно скроенные смокинги, естественно, белые, поскольку на дворе стоял разгар лета.
— У этого парня самый образованный нос в Европе, — заметил кто-то, и гауптштурмфюрер Салид скромно кивнул, принимая комплимент.
— Особенно хорош этот нос для того, чтобы вынюхивать евреев! — подхватил кто-то другой, и его слова были встречены общим смехом, к которому примешивалась доля грусти, поскольку все понимали, что те дни, когда можно было открыто говорить о самой священной миссии рейха, подошли к концу.
