— Ложись, — приказал капитан. — Да ложись же. — Он уложил меня чуть ли не насильно. — А теперь быстро говори, что нужно сделать.
— Жгут, — прохрипел я. — Стяни чем-нибудь рану. Останови кровь.
Капитан сорвал с себя пояс. Быстро сообразил. Прекрасный получится жгут. Я попытался сесть, чтобы советовать ему по ходу дела.
— Не давайте ему подниматься, — бросил капитан стоявшим рядом солдатам. — Что там произошло, Фостер?
— С верхнего уступа свалилось орудие и выстрелило на лету. Внизу сейчас суетятся, как цыплята.
— Это произошло не случайно, — выдохнул я. — Кто-то хотел меня убить. — Начав терять сознание, я смог вспомнить лишь извивающиеся на ветру белые нити. — Почему?
— Скажи мне, и мы оба будем это знать, дружище. Эй, вы! Тащите сюда носилки. — Он потуже затянул пояс. — Все будет в порядке, приятель. Через минуту будешь у лекаря.
— Повреждена артерия, — сказал я. — Тяжелый случай. — В ушах у меня зашумело. Мир начал медленно вращаться и холодеть. Шок. Сколько крови я уже потерял? Капитан действовал достаточно быстро. Времени хватает. И если лекарь не окажется мясником…
Капитан схватил за руку какого-то капрала:
— Иди и выясни внизу, что там произошло. И запомни: мне нужен ясный ответ, а не чушь.
Подоспели носилки. Меня подняли, уложили, и я отключился.
Очнулся я в небольшой палатке хирурга, который показался мне столь же умелым волшебником, как и врачом.
— Сработано лучше, чем сделал бы я сам, — признал я, когда он закончил.
— Болит?
— Нет.
— Вскоре начнет очень сильно болеть.
— Знаю. — Сколько раз я сам произносил эти же слова?
Вошел капитан гвардейцев.
— Как дела?
— Готово, — отозвался хирург и добавил, повернувшись ко мне: — Никакой работы. Никакого напряжения. Никакого секса. Короче, сам знаешь.
— Знаю. Перевязь?
Он кивнул:
— И еще на несколько дней привяжем руку к туловищу.
Капитан едва сдерживал нетерпение.
— Выяснили, что случилось? — спросил я.
— Не совсем. Расчет баллисты так ничего и не смог объяснить. Орудие непонятно каким образом сорвалось. Наверное, ты везучий. — Он вспомнил мои слова о том, что кто-то пытался меня убить.
— Наверное, — согласился я и коснулся амулета Гоблина.
— Не хочется мне этого делать, — сказал капитан, — но все же я должен проводить тебя к Госпоже.
Страх.
— Но что она хочет от меня?
— Ты это знаешь лучше меня.
— Ничего я не знаю. — Имелось у меня слабое подозрение, но я гнал его.
Башен оказалось не одна, а две, внутренняя вложена в наружную. Во внешней, чиновничьем сердце империи, расположились функционеры Госпожи. Внутренняя, столь же страшная для них, как и вся Башня для нас, пребывающих вне ее, занимала примерно треть общего объема. У нее имелся только один вход, доступный еще меньшему числу людей.
Когда мы подошли ко входу, он был открыт. Я не увидел охранников. Полагаю, они и не требовались. Наверное, я испугался бы сильнее, если бы не ослабел после операции.
— Я подожду здесь, — сказал мне капитан. Он помог мне сесть в кресло на колесах и подтолкнул его к дверному проему. Я пересек порог Башни с зажмуренными глазами и колотящимся сердцем.
Дверь за моей спиной гулко захлопнулась. Кресло катилось долго, несколько раз сворачивая. Понятия не имею, что или кто им управлял, потому что не желал открывать глаз. Потом оно остановилось. Я ждал. Ничего не происходило. Наконец любопытство победило. Я моргнул.
Она стоит в Башне и смотрит на север. Ее изящные пальцы сжаты. Легкий ветерок просачивается в окно и теребит полуночный шелк ее волос. На нежной щеке искрится слезинка-бриллиант.
Это же мои собственные слова, написанные больше года назад. Я увидел сцену из своей фантазии, точную до мельчайших деталей. Деталей, которые я придумал, но не записал. Словно этот момент фантазии был целиком выхвачен из моей головы и оживлен.
Разумеется, я ни на секунду не поверил увиденному. Я находился в недрах Башни, а в этом мрачном сооружении не было ни единого окна.
Она обернулась. И я увидел то, что видит в своих мечтах каждый мужчина. Совершенство. Ей не нужно было говорить, чтобы я узнал, какой у нее голос, ритм речи, паузы между фразами. Ей не нужно было двигаться — я и так знал, какие у нее движения, как она ходит, как подносит руку к горлу, смеясь. Я знал все это с подросткового возраста.
