— Даже если предположить, что ваше мнение о нем верно, некоторые люди очень болезненно реагируют на насмешки. К тому же эти, как вы говорите, гадости могли быть не так безобидны.
— Не знаю, — Ткачев пожал плечами, — он издевался над этим затюканным капитаном Колзаковым, но вы ведь еще раньше заявили, что капитан отравить Стасского не мог, иначе отравленное вино пили бы мы с Юлией Львовной.
— Как знать, — протянул Горецкий, — теперь у меня есть предположения, что незаметно всыпать в бокал Стасского яд в принципе мог каждый из присутствовавших на вечеринке.
— Ах, вот как, — протянул Ткачев.
— Не поясните ли мне, что за ссора случилась у вас со Стасским накануне вечеринки? — невинно начал Горецкий.
— Ссора? — удивился Ткачев. — Не припоминаю никакой ссоры. Была небольшая размолвка, он, как обычно, пытался приставать с насмешками. Но я ведь не Колзаков, я не стал обижаться и ответил поручику в его же духе. На том мы и разошлись.
— А не связана ли была ваша ссора с этой дамой, Юлией Львовной?
— С чего вы взяли? — спросил Ткачев.
— Ну, вы человек молодой… а тут… единственная дама в такой глуши, да еще красавица.
— Да, оба поручика налетали из-за нее друг на друга как два петушка! — рассмеялся Ткачев. — Кстати, Стасский был очень на него зол, на Ордынцева. Болтал, что тот мешает ему, стоит на пути к успеху. Я, каюсь, поддразнил его немножко, сказал, что Юлия Львовна явно обходит его стороной, несмотря на якобы близкое их знакомство в прошлом. Стасский страшно разъярился и понес уже и вовсе околесицу — был не то чтобы пьян, но рассержен и возбужден. Единственное, что мне удалось понять, — это то, что знакомство его с Юлией Львовной было недолгим и заключалось оно в том, что он передал ей письмо от жениха с фронта. Это было давно, в шестнадцатом году, и с тех пор он больше Юлию Львовну не видел.
— Мда-а, видно, здорово успел он тогда надоесть даме, если до сих пор она вспоминает об этом знакомстве с неудовольствием.
Про себя полковник Горецкий подумал, что, судя по рассказу Бориса, Юлия Львовна вспоминала о знакомстве со Стасским прямо-таки с ужасом, если лицо ее при виде поручика стало безжизненной маской. Потом он вспомнил, что во время ссоры Бориса и Стасского они наблюдали очень оживленную беседу Юлии Львовны с Колзаковым. Придется опять допрашивать Колзакова. Что же это делается, как расследование коснется дамы, так из них приходится информацию клещами вытаскивать. Тоже еще, рыцари!
— Так вот, я с Юлией Львовной здесь почти не общался, а во время плавания ее капитан Сильверсван опекал, с ним она вела длинные беседы, — усмехнулся Ткачев.
Горецкий понял, что разговор с Юлией Львовной обещает быть интересным. Но пока придется опять допрашивать Колзакова, а заодно и Ордынцева пригласить, чтобы он подтвердил все сказанное.
Колзаков, вызванный Саенко, не стал отпираться и живо рассказал, как он долго мучился, вспоминая, где мог видеть Юлию Львовну, как вспомнил и рассказал ей про плен и про то, как погиб ее жених поручик Богуславский.
— Подробнее, пожалуйста, Николай Иванович. — Горецкий закурил трубку и сел поудобнее.
Колзаков оглянулся на Бориса и начал:
— В плен я попал летом шестнадцатого года в Галиции. Сначала из лагеря бежать пытался два раза, потом в тюрьме сидел. А после, уже к осени, вдруг нас всех собрали, погрузили в теплушки, и поехали мы, штрафные, в такое место, называлось оно Гиблое Болото. Место голое, сырое, бараки стоят, колючей проволокой огороженные, и дом для охраны. А комендант и другое начальство в деревне жили, в двух верстах оттуда. Потому что климат был в этом месте гнилой, какие-то испарения от болота поднимались, для здоровья вредно. А пленные — ну что ж, австрияки нас за людей не считали.
Колзаков помолчал, глядя перед собой невидящими глазами, потемневшими от нехороших воспоминаний.
— Кормили отвратительно, воду пить давали сырую… Ох и переболели мы все! Чем только можно: и лихорадкой, и чирьями, и лишаем каким-то от грязи. Животом мучились все поголовно… Вот только тифом почему-то никто не заразился — видно, не водились в том гиблом месте тифозные вши. Я не слишком подробно рассказываю? — спохватился Колзаков и смущенно улыбнулся.
