— Не было ли при этом… не было ли каких-то слов или взглядов… не было ли впечатления, что кто-то из них уже знаком с покойным Стасским?
Колзаков задумался. Наконец по-прежнему неуверенно он проговорил:
— Тогда-то я как-то не обратил внимания, не думал ни о чем таком, а теперь мне кажется, что Юлия Львовна и Стасский были уже знакомы.
— Вам так показалось по каким-то их взглядам, или они выразились определенно?
— Ну, вы понимаете, Стасский — он такой был… ни одной юбки не пропустит, и для знакомства вполне мог сказать: «Мы с вами, кажется, встречались…» Ну, вы понимаете, как у таких господ заведено…
— А что Юлия Львовна ответила?
— Не могу вспомнить… — Колзаков потер лоб, будто это могло освежить его память, — помню, что она ему нелюбезно ответила. Я тогда подумал: отшила барышня наглеца, и правильно, серьезная барышня, себя понимает. А так вроде сейчас припоминаю, что они и правда раньше были знакомы, но она на поручика за что-то очень была сердита. Да, вот еще что, — Колзаков смущенно откашлялся, видно было, что весь это разговор вызывает у него неловкость, — поговорите, ваше высокородие, с капитаном Сильверсваном, что-то у них с покойником тоже было… Поручик все как-то его имя переделывал, а капитан, похоже, сердился. Так мне показалось, что не просто так это было.
— Переделывал? Как переделывал? — переспросил Аркадий Петрович.
— Да как-то этак… Зильбер… Зильбершван, что ли… Да вы спросите его самого, Ореста Николаевича.
— Спрошу, обязательно спрошу. — Горецкий поблагодарил Колзакова за помощь и попросил Саенко снова пригласить к нему Бориса Ордынцева.
— Простите, Борис Андреевич, за беспокойство, но я хотел бы выяснить у вас еще один момент. Скажите, голубчик, что это за ссора случилась между вами и покойным Стасским незадолго до роковой вечеринки?
— А, вам уже сообщили об этом. Я же говорил, что вы рассматриваете меня как подозреваемого.
— Да перестаньте ребячиться. Лучше расскажите, что между вами произошло.
— Что ж, слушайте, — вздохнул Борис. — Покойный Стасский, между нами, был… как бы выразиться помягче… скажем, циник. Ну, и позволил себе совершенно недостойное высказывание по адресу Юлии Львовны.
— Я так и думал, — ввернул Горецкий.
— Точнее, не высказывание. Он предложил мне гнусное пари. Ну, естественно, я вспылил… Но это не значит, что я отравил его!
— Конечно, голубчик, конечно, — постарался успокоить Бориса полковник, — отравление — не в вашем стиле. Кроме того, оно совершенно не подходит к этому случаю. За оскорбление дамы можно стреляться, драться, но не отравить… Давайте-ка лучше мы с вами просмотрим мои записи. Может быть, вы вспомните что-нибудь существенное, что мне пока еще неизвестно.
Но ничего особенно существенного полковнику от Бориса добиться не удалось, кроме точного пересказа вчерашней его ссоры со Стасским, из чего Горецкий сделал правильный вывод, что Юлия Львовна со Стасским были знакомы раньше и что знакомство это Юлия Львовна вспоминает с неудовольствием и продолжать не стремилась.
Горецкий внимательно посмотрел на Бориса и понял, что больше тот про Юлию Львовну ему ничего не расскажет. Полковника очень заинтересовала эта женщина. Было в ней что-то необычное. Но беседу с нею он решил оставить на закуску, а пока попросил позвать к нему лейтенанта Ткачева.
Лейтенант был спокоен, приветлив, глаза его глядели чуть насмешливо, но, возможно, это просто было свойством характера. Он слово в слово повторил все события, случившиеся на вечеринке, его рассказ ни в чем не противоречил рассказам остальных офицеров. Во время беседы он иногда задумчиво пощипывал бородку.
— Какое у вас впечатление сложилось от поручика Стасского? — задал Горецкий традиционный вопрос. — Вы ведь увидели его здесь, на стрелке, впервые?
— Да, конечно, — согласился Ткачев. — И вот что я вам скажу: совершенно не представляю, за что его могли убить. Это был скверный, испорченный мальчишка, но за это не убивают…
— Однако, — поднял брови полковник, — мальчишке было не так уж мало лет…
— Естественно! Но поведение его я бы охарактеризовал именно так! Он обожал делать людям гадости, а в детстве, очевидно, мучил кошек и отрывал мухам крылышки.