- Донателло!
Звонкое эхо пробежало по ущелью.
- Донателло! Где ты?!
Донателло поднял голову вверх, откуда был слышен голос Микеланджело.
- Я здесь!
- Ты цел?
Донателло попытался определить, что могло с ним случиться в результате падения. Сильная боль перерезала ногу, лишь только он сделал несколько осторожных движений. Все остальное было не так ощутимо.
- Похоже, что-то с ногой! Ты веревку с собой взял?
- Да, к поясу прикрепил.
- Тогда спускай, должно хватить, а я постараюсь по ней подняться.
С трудом, превозмогая боль, Донателло добрался до самого обрыва, где за него ухватился Микеланджело. Какое-то время они оба лежали неподвижно, словно ждали чего-то. Отдышавшись, подались обратно.
- Так что там, на дне? - спросил у Донателло по дороге Микеланджело, поддерживая друга.
- Да так, ничего.
- А почему ты весь мокрый?
- Пришлось воды из родника испробовать, - отшутился Донателло.
Еще не доходя до выхода, их заметили Рафаэль и Леонардо и бросились на помощь.
- Что там было? Львицу видели? - пытался выяснить Леонардо.
- Что с тобой? - скупо спросил Рафаэль.
Когда Донателло рассказал, что с ними произошло, Эйприл категорично заявила:
- Вместо тебя, Донателло, нужно было отправить Леонардо. Ведь это он указал на эту пещеру.
- Не будь так неразборчива, Эйприл, - возразил Донателло. - Ведь ошибиться мог каждый из нас. Он не виноват.
- Что же теперь будем делать? Ведь скоро будет совсем темно, солнце уже спряталось за горизонтом, и ночь торопливо поднимается от подножий гор к вершинам, - заметил Рафаэль.
- Да-а, - протянул Микеланджело, - столько времени потеряли.
Донателло обвел глазами открывшийся ему вид. Со всех сторон горизонт опоясывали величественные вершины гор. Одни острые и голые, как обнаженные клинки, другие, округлые и поросшие лесом. Между ними теснилось в беспорядке множество более низких гор, виднелись зеленеющие холмы и плодородные долины, речки и овраги; высоко по склонам, словно орлиные гнезда, лепились деревушки, а вид отдельных домиков, приткнувшихся то тут, то там, где место поровнее, несколько умерял буйство дикой природы.
- Эйприл, а как ты посмотришь на то, чтобы снять на пленку эту прекрасную панораму, - вдруг произнес Донателло.
Черепашки, до этого обсуждавшие свой ночлег, замолчали и вопросительно посмотрели на раненого друга.
- Но уже темно, я боюсь, что на пленке будет только ночь. А завтра, лишь наступит рассвет...
- Когда наступит рассвет, - перебил ее Леонардо, - мы отправимся на поиски священной львицы. А то, боюсь, как бы наше приключение не затянулось.
Возражать Леонардо никто из друзей не стал, все и без того понимали, что нужно поскорее уладить это дело, то есть добыть слезы священной львицы: беда могла застичь их в любой момент.
Утром лишь только солнце показалось на горизонте, а друзья уже были на ногах. Правда, если говорить о Донателло, его нога, пострадавшая во время падения, приносила ему немало беспокойства. Но сам он старался не показывать вида, что ему она болит, чтобы не привлекать к себе внимание. Сознательно он шел впереди всех, осторожно опираясь на больную ногу. Эйприл, которая шла следом за Донателло замечала, как нелегко приходилось ему, но молчала, потому что слишком хорошо знала характер черепашки: он не сдавался перед трудностями, а умело преодолевал их.
Тропа круто извивалась, как змея, в которую бросают камнями. Она причудливо вилась по склону, ныряла в густые заросли тимьяна, делала вкось бросок к вершине, а затем, словно устав от подъема и передумав, весело сбегала, словно шаловливый ребенок, вниз по самому краю обрыва, перебиралась через глубокое ущелье и, притомившись, уютно устраивалась отдохнуть у горы подмышкой.
- Сколько еще идти? - устало спрашивал Микеланджело.
- Уже ноги болят, - вторил ему Леонардо.
Рафаэль, глядя с каким трудом дается Донателло каждый метр дороги, укоризненно одергивал их:
- Молчали бы лучше, под ноги себе смотрите, а то как бы чего не случилось.
Вдруг возникшая у всех перед носом пещера для друзей была полной неожиданностью.
- Кажется, она, - отметил вслух Донателло.
