Вдруг над самой головой у нее открылась где-то в стене маленькая ставенка, и оттуда послышалось:
- И не спрашивайте его, не ответит. Он уже пятьдесят лет молчит. Обет дал.
Ставенка закрылась, а черепашки и Эйприл остались еще какое-то время в немом удивлении: оказалось, стены монастыря такие безжизненные на вид тоже дышали, а за ними теплилась какая-то, может быть, по-своему напряженная жизнь.
К ним вышел такой же крепкий, как стены монастыря, монах и широким жестом пригласил в трапезную:
- В обычае монастырей накормить гостя и предоставить ночлег.
Седобородые старцы угощали Эйприл и черепашек рыбой с красным вином. Эйприл, проголодавшись за день, все ела с аппетитом. Вот только черепашки крутили носами от одного только запаха жареной рыбы.
- Рыба изловлена монахами. Вино сделано монахами, - пояснял один старик, как показалось Эйприл, самый старший среди остальных. - Виноград с монастырских виноградников. Все для жизни мы делаем своими руками, хотя нас здесь всего двадцать человек.
После ужина черепашек и Эйприл проводили к стопятилетнему настоятелю монастыря.
- Что привело вас сюда? - спросил тот.
- Мы пришли к вам за помощью, - сразу же ответила Эйприл, опережая Донателло, который намеревался рассказать обо всем.
- За помощью? - лицо монаха вытянулось.
- Да, - не растерялась Эйприл, - к нам явилась богиня мира Эйрена.
- Кто? Кто к вам явился? - переспросил он с явным недоверием.
- Знаю, вам покажется странным, но это действительно было так.
- Ну-ну, так вы говорите богиня мира, - растягивая последние слова, произнес настоятель монастыря.
- Мои друзья черепашки-ниндзя могут подтвердить мои слова.
Когда стопятилетний настоятель монастыря внимательно поглядел на черепашек, казалось, он был серьезно озадачен. Он так давно был оторван от реального мира, что не знал обо всех новшествах, которые там происходили. Ему захотелось потрогать тех, кто стоял рядом с ним, и его рука слабо потянулась к Донателло.
- Да настоящие мы, - поспешил уверить его Микеланджело, выходя вперед, - вот, и руки, и ноги, и голова, потрогайте, а что не похожи на людей, так не всем же одинаковыми быть.
Похоже, старику стало неловко, он вернулся на свое место.
- Так я вас слушаю.
- Боги-олимпийцы хотят вернуть себе былое господство, - сказал Донателло, - а наш учитель послал нас сюда, чтобы мы в старинных рукописях нашли против них заклинание.
- Оно должно быть где-то здесь, - вставил Леонардо, обводя комнату взглядом.
- Ведь должно же быть в монастыре хранилище, ну что-то вроде библиотеки, где находятся книги, - уверенно сказал Микеланджело, косясь на маленькую дверь в углу комнаты, которая была лишь прикрыта.
Старик молчал и слушал, медленно соображая, что от него хотят.
- А какое отношение имеют боги-олимпийцы к библиотеке? - вдруг спросил он.
- Да нет же, богам-олимпийцам ни к чему библиотека, они хотят покорить землян, - со вздохом произнес Микеланджело.
- Тогда кому же она нужна?
- Нам, - ответила Эйприл.
- Старик совсем плохо соображает, - шепнул Микеланджело Леонардо, который в свою очередь недовольно пробурчал:
- Только время теряем, неужели во всем монастыре не нашлось кого-нибудь помоложе?!
После некоторой паузы настоятель сказал:
- Некогда для тех, кто желал заниматься в библиотеке, был установлен строгий порядок допуска. Теперь он не соблюдается: у тех, кто здесь остался, нет сил, чтобы следить за библиотекой.
И, толкнув приоткрытую дверь, монах повел черепашек и Эйприл по залам, где по полкам были расставлены тяжелые книги, а затем показал залы, где к книгам и рукописям, валяющимся в беспорядке много лет, не прикасалась рука человека.
- Какое богатство! - воскликнула Эйприл, взяв с полки пыльную книгу.
- Я и не думал, что их здесь так много! - удивился Донателло.
- Да-а, чтобы найти среди всех этих книг заклинание, не хватит и жизни, - растерянно заметил Леонардо.
- Да это просто нереально! - крикнул Микеланджело, размахивая руками.
На следующее утро работа началась. Но в помещении библиотеки долго находиться было невозможно, так как долгое время оно не проветривалось. Черепашки, задыхаясь от пыли, стали чихать. Их глаза слезились. Микеланджело то и дело возмущался:
