— Ой, хлопцы, мабудь зараз у лесе вовк здох!
Никто не засмеялся. Вызов бригады Ибрагимова прозвучал неслыханной дерзостью. Полгода назад начальник цеха привел к бригадиру сборщиков Лунину-Кокареву трех мальчиков. Самому старшему из них — Ибрагимову — едва перевалило за пятнадцать лет. Они были в не по росту больших и широких куртках и стояли, поводя плечами и пряча в рукава озябшие руки.
— Обучите, — сказал Лунину-Кокареву начальник цеха. — Через месяц поставим на самостоятельную.
— Что мы с этими шплинтами делать будем? — возмутился бригадир. С тех пор и прозвали их «шплинтами». Шплинт — маленькая проволочка, которой контрят гайки, чтоб они не отвернулись. Это самая мелкая и самая дешевая деталь в самолете. «Шплинтами» звали бригаду Ибрагимова еще и потому, что Лунин-Кокарев не допускал их ни к одной более или менее ответственной операции и заставлял только шплинтовать гайки. Были у Лунина-Кокарева и другие странности.
Крутнул он однажды магнето, вытаращил глаза и крикнул Ибрагимову:
— Искра в костыль бьет. Лови ее!
— Как? — спросил ошарашенный Ибрагимов.
— Скинь тужурку и оберни костыль. Да держи крепче!
Ибрагимов снял тужурку и полчаса пролежал под самолетом, стараясь не выпустить неуловимую искру. Заметив, что все собираются к самолету, словно на представление, и поняв, что Лунин-Кокарев над ним посмеялся, Ибрагимов поднялся, заблестев глазами от обиды.
Лунину-Кокареву крепко попадало за чудачества, но сборщик он был превосходный, и ему многое прощалось.
— Нас двое, — говорил про себя Лунин-Кокарев, — но работаем мы за четверых!
И это не было бахвальством. Он мог один сделать больше, нежели две бригады бывалых сборщиков.
Недели две тому назад Лунин-Кокарев доложил начальнику цеха — «шплинты» взбунтовались!
«Бунт» выразился в том, что ребята заявили, что не будут больше «сидеть на шплинтах» и хотят выделиться в отдельную бригаду для самостоятельной работы.
— Очень хорошо! — сказал начальник цеха.
— Нельзя их допускать к самостоятельной. Угробят! — горячился бригадир.
Комсомольцев выделили в отдельную бригаду, им дали задание самостоятельно собрать самолет. Лунин-Кокарев занял место повиднее. Он готов был, как только «шплинты» допустят ошибку, остановить их своим торжествующим голосом. Но Лунин-Кокарев все время молчал. «Шплинты» собирали правильно. Когда машина была готова, Лунин-Кокарев транспортиром и линейкой проверил регулировку и, взглянув на напряженно замерших ребят, холодно сказал:
— Копаетесь, ровно муравьи. Так вы и на обед не заработаете!
Комсомольский организатор цеха, моторист Костя Зуев мелом на доске выводил первые слова газеты «молнии».
«Сегодня бригада комсомольца Ибрагимова самостоятельно собрала и отрегулировала первый самолет».
— О, уже и в святые попали! — вознегодовал Лунин-Кокарев.
Теперь, услышав, что «шплинты» вызывают его на соревнование, Лунин-Кокарев смотрел на Ибрагимова с выражением оскорбленного достоинства.
А Ибрагимов, бледный, заглатывая от волнения слова, продолжал читать:
«…сократить время сборки самолета на пятнадцать процентов. Сдавать самолеты военному представителю без дефектов…»
— Постой! — не в силах больше сдерживать себя, крикнул Лунин-Кокарев. — Не пой соловьем, раз воробей! Других-то за уши поднять легко, а ты себя подыми за уши! Ты вон расписал, будто поп проповедь: и время сократить, и чтобы без дефектов. А проверил ты — выполнишь это либо так, для звону только и придумал?
— Испугался Лунин!
— «Шплинты» страху нагнали!
— Зови Кокарева на подмогу! — раздались подтрунивающие голоса рабочих.
Ибрагимов скинул шапку, тряхнул черными густыми кудрями.
— Зачем так говоришь? Ибрагимов от работы бежал? Говори, бежал Ибрагимов?
Смуглое лицо его залилось краской, а в глазах сверкала обида. Ибрагимов был удивительно работящим пареньком.
— Зачем парня обидел? — поднялся с табурета дядя Володя. Глубоко ввалившиеся глаза смотрели строго, осуждающе. — Где бы помочь парнишке, так ты, напротив, ровно пес цепной кидаешься. Злой ты!
Слово дяди Володи было решающим. Рабочие уважали его.
— Лунин не злой. Лунин не любит только, когда его агитируют. — В голосе Лунина-Кокарева звучали нотки примирения. Он вдруг великодушно протянул Ибрагимову руку:
