— В темном кубе комнаты, распростертая на тахте лежит кукла. Она смотрит моими глазами, говорит моим ртом. Но сказать, что я — это она, будет неверно. Чем-то, мною до конца не понятым, я больше и шире ее. Я заключен в ней, но я же могу смотреть на нее со стороны, смеяться над ней и ей сострадать. И когда мысль, родившись в мозгу, смутно блуждает и не может найти выхода, когда на бумагу ложатся жалкие слова — слабое и уродливое подобие того, что волновало и мучило меня, я сержусь на нее, я требую:
«Дайте мне д р у г у ю куклу!»
12
«На первую платформу станции Курск-пассажирская прибывает скорый поезд Симферополь — Москва. Стоянка три минуты…»
Он выбегал из спального вагона на перрон перед тяжелым серым зданием вокзала и покупал, вспоминая вокзал другой, временный, деревянный, у темноликих в опрятных платочках старух холодные вареные картошки, сочный белый налив, жареные рыжики в газетных кулечках.
В том далеком, в том бедном суворовском детстве Алексея так волновали гудки паровозов, долетавшие с одной окраины города на другую, сладко напоминая о Москве, обо всем, что было «до»…
— Надо, надо поехать в Курск, — твердил он себе.
Но всякий раз лишь из окна вагона видел зубчатую полоску города на холмах — далекую громаду костела, пышное красное здание обкома, разлинованный стадион. И, медленно сворачиваясь, Курск гасил огни далекой Галактикой, до которой не долететь…
Воспоминания о суворовском, отступая, уходили в толщу снов, возникали мгновенным порезом пальца при виде редкого в московской толпе шкета в брючках с лампасами и фуражке с морковным околышем. Но тут, на переходе от площади Дзержинского к Ногина Алексей ощутил под ногами качку: прямо на него шел грузный рябоватый мужчина в фетровой шляпе и тяжелом пальто.
Он пропустил прохожего, дивясь сходству, затем вернулся, обежал его раз-другой. Наконец вполголоса сказал:
— Товарищ капитан… Петр Андреич…
И тот резко повернул голову, и тотчас грубое лицо его осветилось изнутри:
— Алексей? Сынок!..
Мызников лишь отяжелел, но гак мало изменился, словно не двадцать пять лет, а каких-нибудь два года прошло со времени расставанья. В жалком плавучем ресторанчике они пили теплую желтоватую водку, заедали зелеными, в разведенной сметане помидорами я говорили, говорили…
— А Гуляев, товарищ капитан? Гуляев? — перебирал Алексей однокашников. — У него еще ногти не росли…
— Был пограничником на западной границе, — со своей милой русской картавостью, произнося «р» как «рл», рассказывал Мызников. — Демобилизовали. Сейчас работает на Украине. Шофер. Трудяга. Трое детей. Да ты разве не знаешь, отчего у него ногтей нет?
— Верно, от рождения?
— Если бы! — с доброй улыбкой продолжал бывший офицер-воспитатель. — Он в Туле беспризорничал. В сорок втором. Попал к ворам. Они ему и выдрали ногти…
— Зачем? — изумился Алексей.
— Готовили из него карманника. У них разработана целая наука. Нет ногтей — чувствительность у пальцев тоньше. Когда воров поймали, Гуляева отправили к нам в Курск… Трудных ребят у меня было много. И не всех удавалось выправить… Помнишь Шахова?
— Еще бы! — Алексей невольно потрогал макушку.
— С ним пришлось расстаться. Исключили из офицерского училища. Живет где-то здесь, в Москве. Я его искал, не отзывается. Боюсь, похвастаться нечем…
Мызников вздохнул. Алексей, разливая остатки водки, сказал было: «А помните…» — и задумался. Молчал и Мызников. Наверное, вспоминая то же самое, что я Алексей: Курск конца войны, суворовское…
Он пришел к ним с фронта в сорок четвертом и сперва вызвал дружное неприятие — преувеличенной строгостью, с которой обрывал после отдачи приказа: «В армии не спрашивают!» — мелочной требовательностью в соблюдении уставных норм и даже особенностью взгляда, неподвижного и холодного. Его побаивались, а после того, как Мызников строго наказал Шахова с его дружками за драку, решили отомстить. Наметили в дежурство Мызникова подкрасться к нему после отбоя, когда он заснет, открыть кобуру и высыпать из пистолета патроны. Осуществление операции поручили Гуляеву.
Никто в отделении не спал: все ожидали, чем кончится дерзкое дело. Гуляев вернулся, против обыкновения, смущенный.