Такси повернуло к новому кварталу, который Алексей узнал по описаниям Алены. И в который раз, бессмысленно глядя на пелену дождя, с которым тщетно боролись механические дворники, он поймал себя на чувстве: будто он — не совсем он, а только часть (и не главная), что главное где-то над ним и вне его — в этом бездонном небе, откуда сыплется и сыплется вода, в этом уже по-осеннему резком ветерке или даже еще дальше, среди скрытых сейчас облаками кротких и прекрасных звезд.
— Кажется, здесь, — сказал шофер, подвозя его к подъезду.
И Алексей, озираясь, думал о том, что вот оно, место, где Алена прожила два счастливых месяца и откуда почему-то спешит уехать. Почему? Он, чувствуя легкую тошноту, поднялся на десятый этаж, позвонил в новенькую дверь. Алена открыла ему почти тотчас, словно видела, что он уже здесь. Проходя коридорчиком, он вынужден был придержаться за стену. В маленькой кухне, на столе, среди неприбранной посуды, консервных банок увидел знакомые темно-красные рюмки, и х рюмки с остатками вина.
Алена быстро собирала вещи в полупустой комнате, где матрац был брошен прямо на пол, а в углу, около проигрывателя лежали блоки американских сигарет. Алексей в который раз поймал себя на том, что и страдает искренне, и еще подыгрывает этому страданию, словно рассчитывает на какого-то, неизвестного ему зрителя.
Из комнаты Алена перешла в обширную лоджию и снова заставила его пережить подступившую тошноту, когда снимала сушившиеся полотняные простыни с такой знакомой двойной каймой.
Они почти не разговаривали: молча Алексей принял узлы и снес под сыпавшим дождем к машине, затем поднялся еще и еще раз. «Да, много успела Алена перетаскать в этот улей… — подумал он, завершая эвакуацию. — Только куда увезти ее? На юг? Да, на юг!..»
Тимохин отговаривал его от этой затеи:
— Вот увидишь, она все равно к нему вернется. Сейчас ты для нее — растопка. Костер стал гаснуть, надо подбросить дровишек, возбудить Бориса…
— Но я не могу ей отказать… — лепетал Алексей в телефонную трубку.
Все было готово к отъезду — они летели в Сочи.
Вспоминая затем месяц, прожитый с Аленой, Алексей не мог восстановить никаких подробностей — все слилось в одно напряженное ожидание: а что будет дальше? потом? Он видел, что и Алена живет на взведенных нервах, ночами пишет какие-то длинные письма, и напрасно пытался превратить этот месяц в праздник, состоящий из морских прогулок, обедов в ресторанах, походов в кино. Чувствовал, что Алена загипнотизирована, что она едва владеет собой, все время думает о Борисе.
— Он силен, как бык, и все давил на меня. Я потеряла волю…
— Как неуправляемая овца! — бросил Алексей, исходя злобой.
Они сидели высоко над городом, в сочинском ресторане «Старая мельница». В темном и прохладном зале было пусто. Низкорослые дубы подступали к самому окну. А в разрыве зелени, сливаясь с небом, сплошной голубой стеной стояло море.
— Ах, зачем вы оба так вцепились в меня… — сказала Алена и взяла сигарету. — И что я перед вами сто́ю!
«Кто я и кто он? — мучился Алексей. — Я начинал с нуля. А он? Сын генерала, белоручка, пришедший на все готовое! Мальчишка! Ничего еще не сделал, не нашел себя. А для нее мы оба равны. И как, значит, она ослеплена, если может говорить так!..» Но сказал только:
— Ужас какой! Ты начала курить, — и зажег ей спичку.
Официант, наглый, сильный парень, принес счет. Так и есть, обсчитал на пятерку. По бережности, с какой Алексей относился к Алене, он, видимо, наметанным глазом решил, что это не супруги, а любовники. Алексей безропотно заплатил — Алена вспыхнула и выбежала из ресторана.
— Как ты мог ему позволить! — негодовала она, когда они спускались лесной петляющей дорогой к морю.
«А о н, конечно, не позволил бы, отчитал жулика, показал бы себя настоящим мужчиной», — устало думал Алексей и вяло ответил:
— Что тебе эти дурацкие четыре рубля…
— Не четыре, а пять, — поправила она его.
— Я вижу, Алеша, что все время раздражаю тебя. Но уже скоро Москва…
Однако билетов до Москвы он так и не сумел добыть, хоть и ходил спозаранку к кассам Аэрофлота. Шел массовый отлив отдыхающих с юга: конец сентября. Пришлось лететь до Тулы. Пока ехали автобусом до Адлера и потом, в салоне самолета, Алексей думал о том, что развязка близится. Прав был Тимохин: ему ее не удержать.