Клеопатра. Ну и что же?
Потин. Разве он тебя не любит?
Клеопатра. Меня? Он никого не любит. Кого мы любим? Только тех, к кому не питаем ненависти: все люди либо чужие нам, либо враги – кроме тех, кого мы любим. Но Цезарь не такой. Он не знает ненависти. Он готов дружить с любым, как дружит с собаками и детьми. Ты не представляешь, как он ко мне добр: ни отец, ни мать, ни даже кормилица никогда обо мне так не заботились. Никогда так щедро не делились со мной мыслями.
Потин. А разве это не любовь?
Клеопатра. Но он даст всё это любой девчонке, которую встретит по дороге в Рим. Спроси у его раба Британна: к нему он так же добр. Да спроси у его коня! Он добр ко мне не потому, что я – это я; просто это в его характере.
Потин. Но почему ты думаешь, что он не любит тебя как мужчина женщину?
Клеопатра. Потому что я не могу заставить его ревновать. А я старалась.
Потин. Гм… Ну, а позволено будет спросить… ты сама любишь его?
Клеопатра. Разве можно любить бога? Кроме того, я люблю другого римлянина: я увидела его задолго до Цезаря. Он не бог, а человек, он умеет любить и ненавидеть, я могу причинить ему страдания. И он может причинить страдания мне.
Потин. А Цезарь это знает?
Клеопатра. Да.
Потин. И не сердится.
Клеопатра. Он обещал мне прислать моего любимого в Египет.
Потин. Не понимаю я этого человека.
Клеопатра(с величественным презрением). Тебе понять Цезаря? Да где тебе! (Гордо.) Я его понимаю – сердцем.
Потин(ненадолго задумавшись, почтительно). Царица соблаговолила сегодня принять меня. Что желала мне сказать царица?
Клеопатра. Вот что. Ты думаешь, что, посадив моего несмышленыша-брата на престол, ты будешь править Египтом?
Потин. Так изволила сказать царица.
Клеопатра. Царица изволит сказать еще нечто. Цезарь съест и тебя, и Ахиллу, и моего братца, как кот мышей, и набросит на себя Египет, как пастух набрасывает плащ. А после этого он вернется в Рим и оставит меня правительницей.
Потин(с яростью). Никогда! У нас тысяча солдат на каждые его десять. Мы столкнем его жалкие легионы в море.
Клеопатра. Ты мелешь вздор, как последний невежа. Беги, торопись, зови свои тысячи. Митридат, царь Пергамский, подходит с подкреплениями для Цезаря. Если вы ничего не смогли с ним сделать, когда у него было два легиона, что же будет с вами, когда их будет двадцать?
Потин. Клеопатра…
Клеопатра. Довольно, довольно. О, Цезарь меня испортил! Если бы не он, стала бы я разговаривать с таким ничтожеством. (Выходит. Потин с гневным жестом идет за ней, но появляется Фтататита и преграждает ему дорогу.)
Потин. Дай мне уйти из этого ненавистного места.
Фтататита. Чем ты рассержен?
Потин. Да падет на нее проклятье всех богов Египта! Продала страну римлянину, а теперь хочет выкупить ее своими поцелуями.
Фтататита. Глупец – разве она не сказала тебе, что ждет отъезда Цезаря?
Потин. Ты подслушивала?
Фтататита. Честная женщина должна быть под рукой у царицы, когда с ней ты.
Потин. Клянусь богами Египта…
Фтататита. Довольно богов Египта – боги Цезаря могущественнее. Чего ты добился от Клеопатры, египтянин? Она не слушает никого из своего народа: она считает нас детьми…
Потин. Пусть за это погибнет.
Фтататита. Да отсохнет язык твой за эти слова. Иди! Вызови сюда Люция Септимия, убийцу Помпея. Он римлянин, может быть, его она послушает. Иди отсюда.
Потин(загадочно). Я знаю, к кому мне пойти.
Фтататита(подозрительно). К кому же это?
Потин. К человеку поважнее Люция. И вот что, почтенная. Ты думала до приезда Цезаря, что ты со своей кликой будешь править Египтом именем Клеопатры. Я этого не…
Фтататита(с ожесточением). А ты и твоя клика – именем Помпея?
Потин. Лучше я и даже ты, чем женщина с римским сердцем. А именно такой стала Клеопатра. Пока я жив, она править Египтом не будет. Так что… так что подумай, с кем ты. (Уходит.)
Время приближается к ужину. На крыше дворца накрыт стол. Туда поднимается Руфий в сопровождении величественного придворного с жезлом. За ними идет раб и несет инкрустированный табурет. Преодолев множество ступеней, они, наконец, выходят на крышу с массивной колоннадой. Чтобы смягчить резкий свет и жар заходящего солнца, с северной и восточной сторон между колоннами натянуты легкие занавеси. Придворный заводит Руфия в одно из этих затененных мест. Между колоннами висит шнур, с помощью которого раздвигаются занавеси.
