Люд разбойный ходит, бродит,
Всех гусей располошил?
Светел торопливо встряхнул берестяной чехолок, вынул гусельки, что хаживали по беседам ещё с молодым дедушкой Корнем… подпрыгнул, чтобы притоп вышел весомей, чем у соперника.
Про честну́ю про беседу
Нам напели снегири.
Мы пришли друзей проведать,
Девкам прянички дарить!
Созвучья красного склада он заготовил ещё дома. С какими трудами – лучше не поминать. От самой Твёржи вместе с наигрышем повторял. Теперь ему и слова, и бисерные раскаты струн казались неуклюжими, скучными, одной рукой отмахнуться. Ну, куда денешься, других всё равно не принёс.
Худшие страхи воплотились немедля.
Затресские начали обидно смеяться, вся шаечка снялась с места, двинулась по кругу. Ме́тили перебить дорожку твержанам, те не давали. Оба гусляра старались вовсю.
Подвалили к нам не наши
Дармовое пиво пить!
Больно лихо Твёржа пляшет,
Как бы лоб не расшибить!
Гарко с Зарником ударились плечами. Столкновение получилось далеко не любошное. Светел исполнился злого вдохновения: а вот не хвастаться вам, будто Твёржу переплясали, переиграли! Руки полетели по струнам, он забыл гадать, кто что про него подумает или скажет.
Мы приходим к вам нечасто,
Пива хватит до утра!
А плясать и впрямь горазды,
По работничкам игра!
Загусельщики бряцали нарочно всутычь, вперекор, сшибая один другого с меры и лада. Поддаться, уступить – что боевой дружине стяг выронить!
Дедушкины гусли не подвели. Пели верно, весело, но́ско. Задирали, смеялись. Опёнок приручил не всё подсмотренное у Крыла, но для побеждения вражишки, похоже, хватало. Небыш раз за разом пускал по кругу один излюбленный перебор – отворю да затворю, утону да вынырну! Светел отвечал ему всё новыми, злясь, радуясь, торжествуя.
Рогожники духом не падали. Помогали своему гусляру, орали, ревели:
К нам за стол любой мостится,
Нашим девкам всяк жених!
Только суженых девицам
Подберём среди своих!
Гарко и Зарник снова толкнулись. Оба – добрые молодцы во всём цвете юного мужества. Оба в прежние годы уносили боевой Круг. Такие увлекутся – до стеношной битвы недалеко!
Ты совет запомни, друже:
Стерегись метать слова.
Языку болтать досуже,
А в ответе голова!
Эти строчки Светел припечатал перебором из тех, которые пальцы выделывают как бы сами, по наитию и восторгу… а разум ещё месяц тщится понять, отчего полопались струны.
Из овина высунулась девка, пискнула, спряталась. Светелов соревнователь всё не сдавался: уступку признавать не лицо. Затресские почувствовали, как дрогнул гусляр.
– Эй, Светел! – выкрикнул Зарник. – Глянь, Крыло идёт!..
Оговор вышел что надо. Светел аж запнулся, чуть не выронил гусли.
– Твержане до самого тла оскудели! – возрадовались местничи.
– Косорукие, андарха гудить привели!
Светел оскалил зубы. Пальцы бешено заплясали, рождая всё новые попевки. Небыш ещё воевал, но не мог ни переиграть, ни повторить.
– Не твоё дело, Ойдригович, на наших посиделках играть! – кричали затресские.
– Ишь взялся гусли сквернить! На-ка вот тебе уд андархский!
В растоптанную слякоть под ногами шлёпнулся лёгкий короб с длинной, беспомощно свёрнутой шейкой, с обмякшими жилами струн. Посыпались шуточки по поводу разбитых, отбитых, сломанных удов:
– Ещё не так оттерзаем, когда за Светынь обратно погоним!
Опёнок заглушил струны ладонью. Нагнулся, поднял увечную снасть. Тонкий ковчежец отозвался прикосновению. Жалобно, слабо, но всё-таки отозвался. Может, попробовать оживить…
– Мы? – хмуро осведомился Гарко. – Ты, заводняжка, многих сам оттерзал?
Кажется, шутки кончились.
Зарник сложил руки на груди. Как не оскорбиться, когда называют младшим у рогожного стана!
– Наши прадеды небось чужих не пускали в своём огороде что попало сажать!
«А я тебе такие лапки добрые выгнул. Нёс, радовался…»
Гарко вдумчиво кивнул:
– Деды, может, и не пускали. А внукам, значит, андарха на гуслях не победить.
– Светелко не из тех, – высунулся Велеська, Гаркин братёнок. – Наш он, твёржинский! Его си…
Хотел сказать «симураны принесли», старший брат не дал, вразумил подзатыльником.
– Ну вас, зарогожников, – сказал Светел. Вспыхнувшая было драчливая злость так же быстро опала, оставив одну глухую тоску. – Коли так принимаете, побегу-ка домой.
