Женщины не уступали мужчинам в борьбе с епископскими войсками и даже превосходили их в ожесточении. Замужние и девушки, матери и дочери готовили врагам страшное угощение. На городских стенах, в огромных котлах, кипели известь и смола. Кто только решался приблизиться к месту, где стояли женщины, тот получал огненное крещение и падал вниз. Сотни епископских воинов были увенчаны пылающими смоляными венками, которых уже невозможно было снять. Ни панцирь, ни ливший время от времени дождь, ни болото на дне рва — ничто не спасало обожженных от ужасной смерти; десятками валились они со стены на дно рва, где и умирали в ужаснейших мучениях. Кто пытался прыгнуть в ров, чтобы помочь им, загорался сам и погибал вместе с ними. В том месте, где сваливались горевшие тела, вся земля была на следующий день выжжена и растрескалась. Счастлив был тот, кому удавалось упасть так, что его закрывал своим телом упавший на него собрат по оружию; счастлив был тот, кто тонул в воде под тяжестью своего вооружения или кого засасывала тина! Первые лучи утреннего солнца осветили множество человеческих тел, обуглившихся вплоть до самых костей, но обнаруживавших еще слабые признаки жизни.
Между тем, как бы назло колеблющемуся боевому счастью, осаждающие, благодаря своему необычайному упорству и жажде мести, начали одолевать в одном, весьма важном месте. С помощью огромных ядер, которые извергала клевская картауна[52], удалось наконец пробить в городской стене широкий пролом. Сюда устремилась разом масса пехотинцев, предвкушающих торжество близкой победы. Выдержав первую кровопролитную схватку, они уже почти беспрепятственно ринулись далее вперед, крича и делая знаки остальным следовать за ними. «Город, мол, взят!». Лишь иногда раздавался еще в темноте навстречу им один-другой выстрел; слабые стрелы отскакивали от их шлемов и панцирей. Так победоносно прошли они несколько сот шагов вдоль стен, рвов и ручьев, которых они вовсе не знали.
Вдруг земля задрожала у них под ногами. Находившимся в задних рядах внезапно ударили в лицо беловатый пар и красное пламя, исходившее от взорванной мины. Торжественное шествие победителей обратилось в постыдное бегство. Они нашли все выходы уже занятыми противниками, которые появились внезапно, точно слетели с облаков, и теперь разряжали свои винтовки, стреляя прямо в сердце и лоб ошеломленным неприятелям, прежде чем пустить в дело холодное оружие, чтобы покончить с ними. Циклоп Тилан под проливным дождем неутомимо скашивал неприятелей, как колосья. Мясник Модерсон изрубил в куски своей секирой многих негодных сынков достойнейших родительниц. Страшный Килиан, крестьянин из Фрисландии, медленно размахивая огромной дубиной, наподобие ленивого, но сильного молотильщика, укладывал жертву за жертвой. Перекрещенцы продолжали избиение, не зная устали. Конница была расположена на другом конце рва. Часть всадников уже спешилась. Услыхав жалобные, раздирающие душу крики своих собратьев, они вскочили на коней и полетели попытать счастья. Но со стен города загрохотали тяжелые орудия, и целый град ядер, бомб, камней, картечи посыпался на всадников. Многие из них, стараясь защитить свою грудь, погибли, пораженные в спину, позорной смертью беглецов. Те же, которым удалось избегнуть гибели, принесли в лагерь печальное известие, а вместе с этим ужас и смятение. Епископ возвратился в Вольбек, ропща на Бога и на свою судьбу. Военачальники велели трубить отступление, так как в рядах их ратников осталось уже очень немного в живых.
Когда наконец рассеялась ночная тьма, уступая место кровавому солнечному шару, пораженному человеческому взору представилось впервые целиком страшное зрелище поля битвы и опустошения. Взад и вперед по Царству носилось множество лошадей без всадников. Равнина была усеяна оружием, трупами и разными обломками. Трава на окопах была покрыта кровавой росой, рвы наполнены кровью, смешанной с дождевой водой. Стены и ворота города были разбиты, сожжены, изломаны. На зубцах городских стен виднелись бледные, измученные жители; но свирепая радость и ликование светились на их лицах. Обагренными кровью мечами своими они делали угрожающие движения вслед неприятелю. А в лагере врага было так тихо, пустынно, что он казался вымершим. Вокруг города валялось более двух тысяч убитых, не считая раненых, из которых многие, благодаря темноте ночи, были унесены своими. Перекрещенцы же потеряли убитыми всего шестнадцать человек.
