— А если я обрадую тебя, воевода, вестью о том, что князь Цагол жив и в твоих силах сделать так, что он снова станет князем Алании и твоим повелителем?
— Ты не обрадуешь меня, а огорчишь, заставив пожалеть о напрасно затраченном на поездку к тебе времени. У Алании уже есть новый князь, младший брат Цагола, и я служу ему.
— Но князь Цагол жив, и никто не лишал его власти. Он лишь попал в беду, и твой долг, как его воеводы и верноподданного, помочь ему выбраться из неё. Обещаю, что он не забудет твоего благородства и назначит тебя главным воеводой своего войска.
— Попал в беду? Пусть выбирается из неё. — В голосе воеводы отчётливо прозвучали нотки злорадства. — Именно так однажды он ответил мне, когда я обратился к нему за помощью. «Знал, как попасть в беду — знай, как выбраться из неё», — сказал он тогда. Сегодня я возвращаю ему его слова. Пускай протрезвеет от вечного пьянства и, если в его ослиной голове осталась хоть капля ума, подумает, в какой шайке бродяг или нищих ему найти приют, ибо в Алании места для него нет.
Рядом с Латипом раздались звуки, напоминающие мычание. Скосив глаза, он увидел, что Цагол с налитыми кровью глазами и вздувшимися на шее венами рвётся к двери, а два стража прижимают его к спинке кресла. Ничего, князь, дослушай, какого мнения о тебе подданные, он, Латип, этот позор уже пережил.
— Воевода, ты говоришь «нет», ещё не выслушав моего предложения. Князь Цагол — мой пленник, и я готов возвратить ему свободу всего за пятнадцать тысяч золотых диргемов. Ты — христианин, неужели твой Христос не советует своим почитателям освобождать из неволи братьев по вере? Я уже не упоминаю, что он велит им не держать друг против друга зла и прощать причинённые обиды. Это знаю даже я, язычник-огнепоклонник[83], почему об этом забыл ты? Выкупив князя, ты станешь мил Христу и получишь место в его небесном жилище-раю. И всего за какие-то пятнадцать тысяч диргемов.
— С Христом я разберусь без твоей помощи, язычник. И давай закончим разговор о князе Цаголе. Ты просишь за него пятнадцать тысяч диргемов, причём золотом? Я не дам за него даже его истинную цену — стоимость бурдюка скисшего вина. Старый дурак пропил свободу и власть — поделом ему! Прощай, разбойник, и больше не тревожь меня из-за жалких пьяниц, даже если они из племени аланов.
Дверь в соседней комнате с грохотом распахнулась, и раздались звуки удаляющихся шагов. Спустя минуту в комнатке появился разбойник в кольчуге поверх халата, побывавший в ней перед приходом Ахмата и Салтана. На этот раз он не подошёл к старшему из стражей, а встал против сидевших в креслах-плетёнках Латипа и Цагола. Когда он заговорил, воевода услышал голос, который звучал за стеной в соседней комнате во время разговоров разбойничьего главаря с Ахматом и Салтаном:
— Вам известно, о чём шла речь по соседству с вами. Ни тысяцкий Ахмат, ни воевода Салтан не пожелали дать за вас выкуп. Скажу больше, у меня сложилось впечатление, что они готовы сами заплатить мне, чтобы я отправил поскорее вас на тот свет. Но это ваши личные дела, а меня интересует другое — потеря денег, на которые я рассчитывал, похищая вас. Неужели я ошибся, полагая, что такие люди, как ты, известный всему Кавказу владыка Алании князь Цагол, и ты, прославленный полководец лазгов воевода Латип, чего-то стоите? Неужто я просчитался и вы не стоите ничего? — Главарь посмотрел на старшего из стражей. — Вели развязать пленникам рты. Я хочу беседовать с ними.
Когда его приказ был выполнен, он продолжил:
— Только не вздумайте рассказывать мне, какие плохие люди Ахмат и Салтан и что вы сделали бы с ними, окажись на свободе. Лучше подумайте о другом — имеются ли у вас истинные друзья, готовые дать выкуп за вас в ближайшие дни. Например, торговцы из ваших мест, находящиеся ныне в Арране, которым вы возвратите заплаченные ими деньги с процентами. Молчите? Ах да, откуда вам, князю и воеводе, знать каких-то презренных торговцев, — с иронией произнёс главарь. — Тогда, может, ради вашего спасения готов раскошелиться кто-либо из ваших боевых друзей? Главный воевода Олег, или воевода Свенельд, или ярл викингов Эрик?
