Ольга нахмурилась. Верховный жрец знал о христианстве намного больше, чем она могла предполагать, причём того, чего она не желала бы. Сейчас Ольга находилась примерно в том положении, что в беседах с ней священник Григорий, изначально уверенный в своём превосходстве над собеседницей-язычницей. Это положение было не из приятных, и она не хотела пребывать в нём.
— Старче Лютобор, ты сказал, что после посещения могилы князя Аскольда на тебя нахлынули воспоминания, и ты отчего-то решил, что я могу стать твоей собеседницей в разговоре о нём. Ты ошибся, ибо я не знала князя и не могу сказать о нём ничего. Теперь ты затеял разговор о христианстве, о котором имеешь представление понаслышке, отчего всё сказанное тобой — пустые слова. Если это все, с чем ты ко мне явился, нам пора расстаться, — сказала Ольга.
— Я пришёл к тебе совсем не для разговоров о князе-покойнике и твоём Боге, поскольку они не дают ничего ни тебе, ни мне. Зачем я навестил тебя, ты уже поняла, отчего и не желаешь продолжить разговор. Однако я завершу его, чтобы между нами не осталось недомолвок. Вера в Христа выгодна земным владыкам, ибо укрепляет их власть над подданными, и вдвое выгодна тебе, женщине-властительнице, не имеющей надёжной опоры в языческой дружине, зато преуспевающей в дружбе с боярами и купцами, поклоняющимися Христу. Но ты не просто женщина и великая княгиня, ты — мать и воспитательница юного княжича, коему в своё время надлежит защищать Русскую землю от недругов и приумножать её славу. Для этого в первую очередь ему потребуется сильная, верная дружина, готовая противостоять любому ворогу, пожелай он завладеть Русью силой оружия либо с помощью правой руки ромейского императора патриарха, уже сейчас считающего Русь своей Шестидесятой Восточной епархией. Как сможет твой сын, стань он великим князем-христианином, вести войну против захватчиков-ромеев, если в его душе совьёт гнездо и поселится ромейский Бог? В борьбе за свою великокняжескую власть ты, женщина, вправе использовать все доступные тебе приёмы, можешь в том числе и отречься от веры предков, однако Русь не позволит тебе сделать из княжича вместо гордого внука Перуна жалкого раба Христа, для которого главнейшим делом жизни станет не служение Руси, а пресмыкательство перед Христом, дабы тот предоставил ему место в своём Царствии Небесном. Вот что я хотел тебе сказать и сказал, великая княгиня.
— Ты угрожаешь мне, старче Лютобор? — недобро прищурилась Ольга. — Мне, великой киевской княгине?
Под усами жреца вновь мелькнула усмешка, и по весёлому блеску, появившемуся в его глазах, Ольга догадалась, что это вовсе не усмешка, а то, что у других людей именовалось смехом. Главный жрец Перуна не мог смеяться, как обычные люди! Может, разучился в старости, возможно, не умел толком и прежде. Ольга знала, что Лютобор после смерти при третьих родах жены остался на всю жизнь один и воспитывал двух сыновей с помощью сестры. Сейчас из его уст Ольга услышала, что он любил женщину, которую вместе с ним любил и князь Аскольд. Ольге была известна эта женщина, бывшая наложница Аскольда, однако людская молва не связывала её имя с Лютобором, значит, его любовь к этой женщине была неудачной. Так у кого было научиться смеяться воину, посвятившему зрелые годы княжьей дружине, а на старости лет ставшему главным жрецом грозного бога русичей-воинов Перуна?
— Угрожать тебе, великая княгиня? Зачем? Судьбой тебе предопределено стать великой княгиней всей Русской земли, но тебе не суждено узреть пришествия на Русь Христа. Родная тебе кровь прольётся трижды, прежде чем это случится! Сей удел уготован тебе на Небе, однако в него иногда может внести поправки человеческая рука. Помни об этом, княгиня-вероотступница...
Верховный жрец снял ладони с клюки, выпрямился и неторопливо двинулся по тропе в сторону, откуда пришёл на лужайку. Явился, посчитав излишним поприветствовать Ольгу, и удалился, решив не нужным проститься с ней. Что ж, так и должно быть: сейчас не старик жрец разговаривал с великой княгиней, а русский витязь Лютобор, сотник-побратим Аскольда и воевода Олега, бросил вызов своему возможному будущему врагу.
