— Старче, ни одна вера не учит людей чему-либо плохому, и, ежели человек преступает закон либо совершает дурной поступок, начало этому следует искать в нём самом, прежде всего в том, кто и как его воспитывал, кто он есть и как живёт, — ответила Ольга.
— Ты забыла упомянуть самое главное, о чём думает человек, прежде чем нарушить закон, — о ждущей его за это каре-возмездии. Русич-язычник знает, что причинённое их единоверцу зло никогда не будет прощено Небом, ежели он добрыми делами полностью не искупит вину, в противном случае ему суждено предстать после смерти перед судом предков, которые вынесут ему беспощадный приговор. А христианин знает, что стоит ему лишь явиться в церковь и покаяться, как ему будет прощено любое совершенное преступление, названное вольным или невольным грехом. Да что свершённое, если за золото христианину заранее может быть прощено любое преступление, которое он может совершить в будущем. Сражаясь в Италии, я собственными глазами видел продаваемые Римским Папой грамоты, в которых он от имени Христа прощал покупателю все его настоящие и будущие грехи. Поэтому, великая княгиня-христианка, забудь слово «грех». Твоего Христа заботит не чистота душ агнцев его земного стада, а золото, которым они могут откупиться у него от угрызений совести. Ежели ты бедна, мы, внуки Перуна, готовы купить тебе прощение Папы за самую дорогую цену.
— Старче, ты путаешь христиан, признающих над собой главенство Римского папы, и христиан-русичей, земным владыкой которых является Константинопольский патриарх. Да, Римский Папа торгует прощениями грехов, но Константинопольский патриарх никогда не делал и не делает этого.
— Не делает сегодня, сделает завтра, — уверенно произнёс верховный жрец. — Разве они оба не поклоняются одному и тому же Христу? Кстати, великая княгиня, я до сих пор не смог понять, кто из них более любим Христом и ближе к нему, являясь его первым слугой на земле — Римский Папа или Царьградский патриарх? Непонятно мне и то, что они, называя себя примерными, достойными подражания христианами, главная добродетель коих — смирение, послушание, жизнь в бедности, а охвачены одним из страшнейших пороков — гордыней, и готовы перегрызть друг другу глотки за право называться первым христианином на земле и быть верховодом всех единоверцев в мире. Разве это не гордыня, причём непомерная?
Ольга помнила, как не столь давно она уже вступала с верховным жрецом Перуна в спор о вере и не выиграла его, поэтому сейчас решила не повторять ошибки.
— Старче, Лютобор, ты явился ко мне как к великой княгине или как к христианке? Ежели как к христианке, чтобы поговорить о непонятном для тебя в моей вере, приходи в другой раз, когда у меня будет меньше дел. А ещё лучше обратись к священнику Григорию — учение Христа он знает не хуже меня, а свободного времени имеет куда больше.
— Меня не интересует твоя вера, великая княгиня, а тем паче пришлый ромей, — сказал верховный жрец Перуна. — Мы хотели узнать: намерена ли ты, христианка, исполнить предсмертную волю своего мужа-язычника. Ты дала нам ответ, и мы оставляем тебя наедине с твоим... горем.
Он развернулся и направился к двери. Не доходя до неё, остановился и посмотрел на Ольгу.
— Перун будет доволен, что глас его внука Игоря услышан и его кровь будет отомщена, — проговорил он. — Но куда больше он был бы рад, если бы ты, великая княгиня, исполнила долг верной жены и взошла на погребальный костёр своего мужа. Подумай об этом.
— Старче Лютобор, я не сделаю этого. Потому что христианка и не возьму на душу тяжкий грех самоубийства, и потому что покойный муж завещал мне воспитывать нашего сына-княжича, а не следовать за ним на тот свет.
— О каком грехе может говорить тот, кто отрёкся от веры предков, совершив этим самое тяжкое святотатство, — сказал верховный жрец Перуна. — Поэтому подумай хорошо над моими словами и очисти свою совесть в пламени священного погребального костра. Я буду ждать твоего решения, великая княгиня.
— Ты его уже знаешь, старче Лютобор, и никогда не услышишь другого, — решительно отрезала Ольга.
