Ответа не последовало, лишь глазки воеводши, налившись злобой и сузившись до щёлочек, жгли лицо Ольги. Но та и не ждала ответа, равно как и не рассчитывала после своих вопросов на любовь к себе воеводши.
— Молчишь? Хорошо, помолчи, а я задам ещё один вопрос. Говоришь, что, выглянув из опочивальни, увидела чью-то неясную тень, последовала за ней и, когда та юркнула под лестницу, сделала то же самое? Как ты отважилась на столь безрассудный поступок? А вдруг тень оказалась бы не вдовой, а настоящим проникшим в терем татем или челядником, замыслившим недоброе дело? А у них разговор с тобой был бы коротким — удавку на шею либо нож под ребро. Ты всегда была осторожной и благоразумной и не рискнула бы так опрометчиво действовать. Происходи рассказанная тобой история на самом деле, ты либо окликнула тень близ своей опочивальни, либо позвала гридней, когда она исчезла под лестницей. Отчего ты не поступила, как поступила бы на твоём месте любая женщина? Опять не отвечаешь? Что ж, поразмысли хорошенько над моими вопросами, а я покуда выслушаю деву Красу.
Ольга перевела взгляд на Красу и не могла залюбоваться ею вновь. Среди одетой по-зимнему толпы, в которой преобладали тёмные и серые тона, на фоне серых, с оголёнными ветвями деревьев и низко ползущих мутно-сизых туч дева в светлой шапочке и распахнутой шубке, в белой сорочке и цветной плахте[117], с искрящимися в ушах, на шее, на пальцах яхонтами выглядела ярким сказочным цветком-квиткой, по нелепой случайности расцветшим под живительными солнечными лучами в этот зимний день. Дева стояла, подставив лицо лучам солнца, полузакрыв глаза, чуть раздвинув губы в улыбке, время от времени вдыхая запах сорванной мокрой веточки вербы. Она вела себя так, будто происходившие рядом события не имели к ней ни малейшего отношения, а на судный майдан её привели погожий зимний день, по-летнему ослепительное солнце, ласкающий кожу тёплый ветерок.
Как должна была ненавидеть красавицу деву воеводша Свенельдиха! В том, что именно её злой умысел стал причиной, приведшей Красу на суд, Ольга не сомневалась. Не столь давно она слышала, что Свенельд увлёкся Красой и много времени проводил с ней, полностью забросив семью и занимаясь лишь неотложными делами в дружине, однако не только не была удивлена, но даже сочла это известие благоприятным для себя. Не удивилась любви воеводы к Красе потому, что каждый русич-язычник мог иметь несколько жён, не говоря о наложницах, и Свенельд всегда в полной мере использовал это обстоятельство, имея, правда, единственную законную жену. А благоприятной для себя любовную связь воеводы с юной ведьмочкой сочла оттого, что влюблённому по уши в юную красавицу стареющему мужчине не до участия в заговорах, а Ольга, хотя перестала считать Свенельда врагом, тем не менее ещё не причислила его к числу своих друзей или сторонников.
О связях мужа с другими женщинами была прекрасно осведомлена его жена и доселе относилась к ним вполне спокойно. Сейчас, наверное, она почувствовала, что обезумевший от любви Свенельд ради юной девы готов на все, в том числе привести её в свой дом законной женой, но не младшей, а единственно любимой и полноправной хозяйкой всего своего достояния, оставив старую жену с дочерьми при себе в качестве приживалок. Ольга сама была женой и матерью, но никакого сострадания к воеводше не ощущала. Она помнила, как свысока смотрела на великую княгиню-псковитянку Свенельдиха, коренная киевлянка, с юных лет пребывавшая близ великих князей и всегда стремившаяся знать куда больше, чем надлежит дочери тысяцкого и жене воеводы. Ольга была извещена, что для Свенельдихи не являлись секретом планы мужа стать великим князем и она полностью поддерживала их, что она до сих пор являлась непримиримой и зачастую главной участницей постоянно плетущегося при дворе великого князя клубка всевозможных интриг. А ведь одновременно преуспеть в политике и семейной жизни удел лишь очень умных женщин, остальные должны ограничиться чем-то одним или быть готовыми потерпеть поражения в обоих занятиях. Поскольку Свенельдиха никогда не славилась умом, она до седых волос осталась воеводше й, а теперь под угрозой оказалась и её семейная жизнь. Поэтому у Ольги и не было к ней жалости — в этой жизни каждый платит за свои поражения и победы, за ошибки и успехи, и каждому возвращается причинённое им другим людям добро или зло.
