Покинув своё место близ великого князя, Свенельд перебрался на противоположный край длинного стола, где пировали прибывшие с воеводами и боярами их дружинники, и уже оттуда, постаравшись сделать это незаметно для Игоря, отправился домой. Там он велел сыскать и доставить к нему воина, которого вчера после встречи с Красой расспрашивал о ней.
— Знаешь, где обитает в Холодном овраге прибывший из Черниговской земли старик вещун? — спросил он.
— Да. Он весьма сведущ в лечении травами, и многие киевляне ходят к нему за снадобьями. Была у него и моя жена.
— Немедля буди двух гридней, и скачем к вещуну.
Овраг встретил всадников настороженной тишиной, промозглой сыростью и густыми клубами тумана, окутывавшего на высоту человеческого роста стволы растущих по его гребню вековых деревьев. У одной из едва видимых в полумраке и тумане тропинок всадники по знаку дружинника-проводника остановились.
— Эта, — сказал он. — Вначале тропа спускается на дно оврага, затем ведёт к каменной кладке через ручей, и на другой его стороне, в затишке за грядой валунов, обитель ведуна. Проводить, воевода?
— Доберусь сам.
Тропа была хорошо натоптана, желание поскорее увидеть Красу несло Свенельда по тропе словно на крыльях, и через несколько минут он был в указанном дружинником месте. Делая крутой поворот, овраг широко раздавался в стороны, и за небольшой грядой огромных валунов, вросших в землю вплотную друг к другу, образовался укромный, недоступный дующему по дну оврагу ветру уголок. Гряда подступала к склону оврага вплотную, валуны с обеих сторон заросли непролазным кустарником и высокой, густой травой, отгораживавшими будто стеной небольшой, треугольной формы участок между грядой и склоном оврага от остальной его части. Там, где к скальному, отвесно уходившему вверх склону примыкала гряда, в каменной тверди на расстоянии полутора-двух локтей от дна оврага змеилась длинная расщелина, середина которой была завешана медвежьей шкурой — наверное, это был вход в пещеру ведуна. В двух-трёх десятках шагов от пещеры, под торчавшим на склоне массивным каменным карнизом-козырьком стояла маленькая, словно игрушечная избушка с двумя крохотными слюдяными окошками.
Красу Свенельд увидел сразу. Между избушкой и пещерой ведуна из земли бил небольшой ключ-родник, стекавший затем тоненькой струйкой в бежавший по дну оврага ручей. В паре шагов от родничка горел костёр с висевшим над ним медным котелком, из которого вкусно пахло свежей ухой. У огня с длинной деревянной ложкой в руке сидела на корточках Краса. Свенельд только появился из-за гряды валунов и ещё не успел толком оглядеться, а дева уже поднялась ему навстречу, будто заранее была извещена о прибытии к оврагу Свенельда и поджидала его у своего жилища.
— Я ждала тебя, славный витязь, — приветливым голосом произнесла Краса, одёргивая рубаху. — С утром добрым. — И она в пояс поклонилась гостю. — К твоему приходу я приготовила ушицу, которая будет для тебя весьма кстати после пиршества у великого князя. Не желаешь отведать её?
О чём она говорит? О какой-то ухе? Но о чём вообще может идти речь в долгожданный миг, когда вожделенная дева перед ним и они наедине, ибо почивающего в своей пещере дряхлого волхва-вещуна он не намерен брать в расчёт? Он оставил великокняжеское застолье и прискакал в лесную глушь не для разговоров, а для утоления не дающей ему покоя страсти. Не ответив на приветствие, не сводя с девы жадно горящего взгляда, Свенельд крупными шагами направился к костру. Теребя правой рукой поясок, Краса с улыбкой, спокойно ждала его приближения.
В шаге от девы Свенельд остановился, широко открытым ртом захватил побольше воздуха, хищно, словно на охоте при виде настигнутого зверя, раздул ноздри. Сейчас дева была красивей и обольстительнее, чем при первой встрече. Свет костра окрасил её алые уста в ярко-красный дразнящий цвет, глубокий овальный вырез рубахи наполовину обнажал груди, ожерелье из крупного, тёмно-коричневого «варяжского жемчуга»[106] подчёркивало белизну шеи. Он не зря раньше времени покинул пиршественный стол и в такую рань прискакал в Холодный овраг — предстоящие мгновения сулят ему блаженство, которого он давно не испытывал и уже не помышлял испытать.
