Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции - страница 25
Как уже говорилось, в определении философских влияний на эти легенды Е. Е. Приказчикова обращается прежде всего к идеям Шопенгауэра. Однако ее утверждение о том, что «во всех трех первых легендах Мамина-Сибиряка (от “Баймагана” до “Сказания”) в качестве философской основы произведений выступает книга Шопенгауэра», кажется излишне категоричным. Пожалуй, можно говорить о некоей мировоззренческой интенции писателя, соотносимой с буддизмом, воспринимаемым в то время русской интеллигенцией как «философия пессимизма» (что также связанно с идеями Шопенгауэра), но вряд ли эта «философская основа» была на самом деле основой. Природа литературного творчества, как известно, отличается от природы «философского изобретения» (И. И. Лапшин).
Вызывает затруднение и четкое определение «сложной мифологической символики, характеризующей общее знание писателем восточной ментальности и традиций восточной культуры в целом»[179]. Не касаясь задачи выявления мифологических оснований легенд писателя, попробуем выделить в них идеи и реминисценции (в том числе и возникшие посредством влияния идей А. Шопенгауэра), в «снятом» виде отражающие рецепцию буддийских идей.
Как пишет Е. Е. Приказчикова, основной мотив, объединяющий творческий замысел Мамина-Сибиряка с идеями Шопенгауэра, – это мотив сна: «Процесс самопознания героем своей подлинной “воли” начинается у Баймагана только после того, как он падает с иноходца и лежит в бреду в своем дырявом коше. Именно в этот момент герой погружается в сон, символический смысл которого заставляет вспомнить шопенгауэровские рассуждения о природе сновидения. Именно за время этой “короткой жизни” (сна) Баймаган познает истинную цену той “настоящей” жизни, к которой он стремился с детства»[180].
Еще одним мотивом является любовь к женщине. Исследовательница отмечает, что «основным движущим мотивом поведения героя, с его точки зрения, все же является любовь к дочери хозяина, олицетворяющей для него счастливую и богатую жизнь»[181].
После тяжелого болезненного сна, в котором герой проходит испытания, он «возвращается к реальной жизни с сознанием, что он “дурной человек”, “хуже всех”, который “думал всегда о себе”, а теперь ему “жаль всех людей”, Аллах показал ему его собственную душу. Легенда обрывается в тот момент, когда “задумчивый и печальный” после своей болезни Баймаган женится на любящей его Макен, на которую он раньше не обращал внимания, очарованный гордой красотой Гольдзейн»[182].
В легенде «Слезы царицы», по мнению Приказчиковой, также есть буддийские мотивы, она связывает их, к примеру, с символикой зеленого цвета: «Учитывая знакомство Мамина-Сибиряка с буддийской философией жизни, о чем еще будет сказано ниже, можно предположить знание писателем и буддийской символики зеленого цвета, когда темно-зеленый символизирует собой цвет жизни, а бледно-зеленый является оттенком смерти»[183].
На самом деле, как известно, зеленый цвет играл большую роль в целом ряде религий, в том числе и восточных. Так, особое значение, характер этого цвета подчеркивается в исламе, где зеленый – это сакральный цвет: «Райские сады – зелены. Как зелено “майское дерево”. Поэтому зеленый присвоен одеяниям высшего духовенства ислама, а для большинства правоверных является праздничным цветом. Зеленые чалмы надевают паломники, возвращающиеся из Мекки»[184].
Согласно ряду источников, в буддизме, действительно, есть смысловая дифференциация оттенков зеленого. Однако в целом зеленый цвет в буддизме – это символ природы, пребывания в покое, тишине, в равновесии. «Это цвет надёжности и помощи, а где надёжность, там, очевидно, и свобода от опасности, свобода от беспокойного состояния, от волнений, страхов и тревог, зелёный – это также цвет прибежища, прихода к прибежищу, обретения прибежища, это цвет укрытия, цвет защиты. Но зелёный – это также и цвет гармонии, цвет равновесия. Более того, как это ни парадоксально, зелёный символизирует действие, это цвет активности, в особенности такой активности, которая предпринимается для восстановления нарушенного равновесия, для восстановления временно утраченной гармонии. И будучи символом действия, совершаемого для приведения вещей, зелёный также является цветом справедливости и даже цветом кармы»